Скорая психологическая
Во время чрезвычайной ситуации необходимо оказать помощь пострадавшим людям уже на месте пожара, аварии или другой катастрофы. Если с потерей имущества еще можно смириться, с утратой близких людей человеку справиться очень нелегко. Психолог МЧС должен уметь решать эти задачи в любое время, а решения принимать мгновенно. Всё это (плюс чтение и составление множества документов) — обычные рабочие будни Аллы Каркачевой. Говоря об этом, она признается, что 12 лет назад даже представить себе не могла, что будет работать спасателем.
— Хотя моя профессия всегда так или иначе была связана со спасанием людей, — говорит Алла Дмитриевна.
После окончания якутского медучилища она более 12 лет проработала в отделении реанимации, анестезиологии интенсивной терапии республиканской больницы. О том периоде жизни моей собеседницы можно написать отдельную статью.
Но плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, и Алла решила, что ей необходимо высшее образование. Она поступила заочно в Московский государственный педагогический университет им. Шолохова, получила специальность практического психолога. И с 2004 года проходит службу в МЧС.
По словам моей собеседницы, специфика ее сегодняшней работы мало отличается от работы медсестры отделения реанимации.
— Мы также спасаем жизни, единственное — лечение у нас безмедикаментозное, — считает Алла Каркачева.
— А чем отличается работа психолога МЧС от обычного?
— Если к другим психологам клиент приходит, то мы, наоборот, сами приезжаем к пострадавшим. Оказываем экстренную психологическую помощь на месте происшествия. Наша работа начинается в самый острый первый период. Это как скорая помощь, чем быстрее специалисты начнут оказывать помощь и чем лучше сделают это, тем быстрее и с наименьшими потерями человек сможет вернуться к нормальной жизни.
— У человека в авиакатастрофе погибли родные. Чем ему поможет психолог?
— При потере близких сложно поверить в то, что произошло, и человек первые несколько дней как будто оглушен происходящим. Задача на этом этапе — помочь ему принять то, что страшное событие уже произошло. И ему придется учиться жить без того человека, который был близок. Начинает происходить процесс, который можно назвать «работа горя». Важно помочь человеку не остаться в этом горе надолго.
Вторая задача — помочь подумать о будущем. Была какая-то жизнь до этого момента, но она в одно мгновение закончилась, а что будет дальше — пока не очень понятно. И в этой ситуации специалисты-психологи помогают человеку найти такие ресурсы, чтобы он мог справиться с тем, что с ним произошло, и выстроить свою жизнь, которая будет после. То есть обратить внимание на детей, внуков, родственников, работу.
ЧС стало больше
— В каком случае ваша задача считается выполненной?
— Мы не можем говорить о том, что полностью избавили человека от психологических проблем, связанных с той или иной ситуацией. Наша цель — вывести его из острого состояния.
Я работала с родственниками моряков, которые погибли, когда затонул в море Лаптевых буксир «Алексей Кулаковский». Из 14 человек, находившихся на борту, спасти удалось лишь троих… Представьте себе состояние людей, приехавших в абсолютно незнакомое место — а многие были из Новосибирской, Амурской областей, — которые потеряли близких. Мы сопровождали их с момента приземления в аэропорту Якутска и вплоть до обратного выезда на родину. Были рядом с ними и при опознании тел погибших. Они до сих пор держат с нами связь, поздравляют со всеми праздниками. Для нас это лучшая награда и признание профессионализма.
— Алла Дмитриевна, как часто вам приходится выезжать на происшествия?
— К сожалению, в последние годы все чаще. Если лет шесть назад это было один-два раза в год, то, к примеру, в прошлом году наши психологи реагировали 19 раз! Очень много пожаров, ДТП.
В МЧС нас восемь человек на всю республику: четыре специалиста дислоцируются в Ленске, Нерюнгри, Мирном, Алдане, четыре в Якутске.
— Вас отправляли туда, где случались наводнения, пожары?
— Конечно. Например, в 2010 году паводковыми водами было подтоплено около 33 населенных пунктов, пострадало 7000 человек, из них 1500 детей. Многие потеряли все: дом, имущество, скот, у кого-то пострадали близкие. Настроение у некоторых было близко к паническому. И надо было как-то эту ситуацию разрешать. Специалистов-психологов в МЧС не хватало, поэтому мы обратились за помощью коллег из других ведомств. Всего было привлечено около 120 специалистов. С тех пор мы плодотворно сотрудничаем, а в 2012 году правительство республики создало Психологическую спасательную службу РС(Я).
Волшебных слов не бывает
— Насколько опасными бывают панические настроения?
— Паника — это на самом деле опасно, и поэтому одна из наших задач – не допустить ее. Выявить, выражаясь профессиональным языком, провокатора. Когда обрушился дом по улице Бабушкина в Якутске, в первое время реакция людей была ожидаемой: они были растеряны, кто-то плакал, кто-то просто сидел и ждал, пока можно будет зайти в дом и забрать уцелевшие вещи.
Но вот когда начали рушить хрупкие конструкции и задели имущество одного из жителей дома, он начал громко выражать свое неудовольствие, кричать, пытаться пройти к вещам. Люди мгновенно подхватили его настроение, многие ринулись к дому. Есть понятие «эмоциональное заражение», возникает синдром толпы. Нам с коллегами тогда удалось успокоить людей, объяснить, что действовали во их же благо, чтобы на них ничего не обрушилось.
— После катастрофы вертолета в Казачье люди сетовали на то, что к ним приезжали психологи, не понимающие якутского языка. Разве это не важно — установить контакт с пострадавшими?
— Безусловно, психологи должны учитывать менталитет контингента, с которым предстоит работать. Мы должны знать, какие у них традиции, особенности поведения. Установление правильного контакта – это очень важно.
Но связь с человеком можно установить, даже не зная языка. Во-первых, всегда есть переводчики, во-вторых, на то ты и дипломированный психолог, чтобы найти понимание с каждым. Все зависит от профессионализма. Есть специальные техники, которые помогают в работе. Я не припомню ни одного случая, чтобы люди отказывались от общения с нами.
Что касается слов, которые говорят психологи пострадавшим, могу сказать, что подбора заученных фраз, волшебных слов у нас нет. А то, что люди, попавшие в тяжелую ситуацию, на контакт сразу не идут, это нормальная реакция человека в состоянии шока.
Я ездила в Казачье на годовщину трагедии. И люди охотно общались, рассказывали о своих переживаниях, что произошло с ними за год.
К трагедии невозможно привыкнуть
— Когда постоянно сталкиваешься с человеческим горем, есть опасность профессионального выгорания. Как вы справляетесь со стрессом?
— Когда ты работаешь с человеческой трагедией, на построение дальнейшей перспективы, чтобы он пережил ее, идет процесс вовлечения в его горе. И очень сложно не «зацепиться», не заразиться тем эмоциональным состоянием, в котором находятся пострадавшие.
Поэтому для нас палочка-выручалочка – это хобби. Я, например, читаю легкие и не всегда высокохудожественные романы. Это позволяет отвлечься. Хорошо, когда есть друзья. Их у меня много (смеется). А дома понимающий муж. Андрей Валентинович работает в МВД, поэтому знает, что меня, например, могут срочно вызвать и ночью, и рано утром. У нас две взрослые дочери, внукам пять и пять с половиной лет. В свободное время занимаюсь с ними, ездим с мужем на природу.
— Специалисту МЧС нужно научиться привыкнуть к трагедии?
— Я с этим не согласна. Не хочу и не могу к этому привыкать. Судьба человека, его жизнь, его проблемы мне небезразличны. Надеюсь, что мне верят. Я постараюсь помочь человеку справиться с его бедой. Человек — существо социальное, ему надо общаться с людьми. Если он болеет физически, то может выпить таблетку. Когда болит душа — я не знаю такой таблетки. Слово, общение — это то, чем люди помогают друг другу.