Спасибо другу-баптисту!
— Артем, ну давай с самого начала. Что случилось-то? Почему вдруг столь резкая перемена в намерениях произошла? Военный летчик — это как раз понятно, героично, романтично, кто из пацанов не мечтает о небе! А вот в священнической рясе мало кто себя в детстве представляет…
— Я комиссию не прошел военную. Сказали, чтобы летать, здоровье надо железное иметь, а я в школе болел часто. А про рясу не то что не задумывался — вообще не знал, какая она. Меня же хоть и крестили маленьким, но на службах (а у нас в Хандыге даже не храм в то время был — молельный дом) я до 11-го класса не появлялся. Пока Ромка, друг-баптист, звать к себе не начал. Ответил: «Так я же православный!» И… понял, что это не так. Пусть и крещеный, а ничего не знаю, в церковь не хожу…
Получается, Господь через него меня к вере подтолкнул. В 2011 году в Хандыгу как раз отец Сергий Клинцов и отец Дионисий Сеничев приехали. Отстоял вечернюю службу, потом исповедь началась. Мама говорит: «Пойдем!»
— Для тебя это было впервые?
— Да. Страшно… Не знал, что говорить. Но потрясло меня не само таинство, а лица прихожан. Как они менялись. Перед исповедью видно, что их что-то тяготит, что на сердце тяжело… А после, когда батюшка уже разрешительную молитву читает, просто преображаются. Как будто непосильную ношу скинули. И — свет в глазах. Сквозь слезы…
Думаю: ничего себе, вот это да. В общем, меня зацепило. А утром на литургии неожиданно мысль в голову пришла: «А не стать ли мне тоже священником? Людям помогать…»
Подошел к отцу Сергию, спросил. Он на меня посмотрел испытующе. Потом начал рассказывать какие-то общие вещи. И добавил, что проезд, обучение в высшем духовном учебном заведении, проживание, питание — все бесплатно, и стипендию еще дают. Я думаю — здорово!
— А он разве не говорил, насколько это тяжело — быть пастырем?
— В тот раз нет. А когда позже приезжал Великим постом и мы еще раз беседовали, преду-преждал, что легко, конечно, не будет. Искушения разные предстоят, вплоть до того, что однажды даже захочется отказаться от священства, но это все нужно перебороть.
Сразу ввел в алтарь, все показал, рассказал… После этого я в церковь регулярно ходить стал, помогал служить мирским чином — в то время священника у нас своего не было.
Слепок на память
— Значит, как отец Сергий ввел тебя в алтарь, так ты сразу и утвердился в своем желании?
— Нет. Если честно, я сперва в армию собирался. Стал врачей в военкомате проходить, а терапевт меня по кардиограмме «завалила», отправила в Якутск обследоваться. Я думаю — ну и ладно, тогда в семинарию можно поступать. Подал документы. В конце августа велели приехать. Как раз к этому времени кардиологи столичные вердикт вынесли: аномалия на клапане сердечном. И добавили, мол, не страшно, лечится элементарно — надо просто много бегать. Как в армии. Я думаю: «И что теперь — только поступил, и сразу отсрочку просить?!» Начал в военкомате ситуацию объяснять, в итоге разрешили сначала отучиться, и только потом в армию.
— Как все промыслительно! Ведь теперь ты как выпускник духовной семинарии можешь профессионально беседы в армии вести! Господь знает, что делает!
— Согласен. Если бы после школы пошел, никакого бы толку от меня не было.
— С чего началась твоя семинарская жизнь?
— Я как раз на Преображение приехал, и в Якутске собрались аж… ЧЕТЫРЕ архиерея, среди которых архиепископ Герман и наш владыка Роман. После маленького храма в Хандыге торжественная служба в кафедральном соборе с четырьмя архипастырями — это, конечно, шок. Я всю литургию с открытым ртом простоял. Народу было столько, что вплотную прижатые стояли. Я когда крестился, даже поклониться не мог! А у нас-то, если человек 20 собирается, уже много считается… В общем, этот праздник в Преображенском храме на Преображение как слепок в душе остался.
— А первую встречу со своими собратьями-семинаристами помнишь?
— Да. В черных подрясниках в соборе стояли, я подошел, говорю, что абитуриент. Они: «Хорошо, когда мы после службы будем уходить, ты к нам присоединяйся».
Я припозднился, нашел их уже в трапезной. Они вели себя очень просто, по-дружески. Накормили, напоили. Сумки мои огромные запросто так подхватили и до семинарии дотащили. Только потом узнал, что это старшекурсники! Мне даже неловко стало… А вообще все семинаристы друг к другу по-братски относятся. Видимо, для этого нас периодически «перетасовывают» по комнатам. Ко мне вот восемь раз уже переселяли. И это очень хорошо, ведь когда живешь в одной келье, поневоле ближе становишься.
— Учиться тяжело?
— Совсем новые предметы, такие, как катехизис, догматическое богословие, конечно, тяжеловаты. И лично я с языками не очень дружу. Латинский однажды чуть не завалил. С древнегреческим тоже туговато.
— Преподаватели строгие? Розги применяют? Палками по пяткам бьют?
Смеется:
— Нет, они у нас очень хорошие. Иногда заходят в аудиторию, видят — все устали, особенно в Великий пост, так и пошутят, и взбодрят, прямо второе дыхание открывается.
— Не жалеешь, что в семинарию поступил?
— Абсолютно!
— Неужто и обещанные искушения миновали?
— Все было, как отец Сергий и предупреждал. И мысли один в один: «Может, зря я все это затеял?»
— Опа! И в какой же момент?
— Традиционно, в пост. Великий… Уныние такое накатило. Думаю: «Да зачем оно мне надо… Посмотри, как бедные священники туда-сюда ездят… Как им тяжело…» В общем, весь пост вот так, грешным делом, и прохандрил… Но потом, слава Богу, отпустило.
«Удобно» устроился
— Священники, когда ездят по районам, берут вас с собой?
— Конечно! Я, например, с владыкой и в Алдане был, и в Нерюнгри, и в Вилюйске, и в Джебарики-Хая, и в Мирном, и в Удачном. А сам бы разве республику увидел? Даже в Грузию меня епископ как иподиакона брал! А отличники — те даже на Святой Земле бывают, так владыка их за усердие поощряет.
— По Якутии архиерей только тех с собой берет, кто ему на службе помогает?
— Нет. Семинаристов тоже. Коля Романенко вот скоро в Тикси поедет, хотя он не иподиакон. А Саша Коробкин, который в хоре поет, недавно в Ленске побывал.
— А ты поешь?
— Я, к сожалению, в ноты не попадаю… Стараюсь, конечно. За четыре года уже что-то даже слышать стал, но иногда все равно «соскакиваю», поэтому в хор меня не принимают. Но когда мы, например, молебен в семинарии служим, то я всегда на клиросе стою. Только первым, чтоб мне в ухо пели, и я слышал, а то если сзади встану, то регент сразу: «Ааа, кто тут? Кто мимо ноты?»
— Родные как к твоему выбору отнеслись?
— Мама сначала недоумевала. Старший брат удивился. Потом говорит: «Ну, давай, лет на пять монашество теперь принимай!» Я чуть не рухнул. Он думал, что монахом не навсегда становятся, а как «по договору», на определенный срок.
— Ну, ты его «просветил»?
Смеется:
— Разумеется.
— О Боге с ним разговариваешь?
— С ним нет. Я вообще не люблю навязываться, если люди сами не спрашивают. А вот друзья его, когда приходят, постоянно разные провокационные вопросы задают. Саня уже знает — садится рядом, ручки потирает, ждет, когда они начнут меня «грузить».
— Будущему священнику это даже полезно — экзамен такой держать! А бывает, что не можешь ответить?
— Ну, когда совсем уж «узлы плетут»…
— Как на приходе к тебе относятся?
— Уважительно. Я, как любой другой семинарист, и проповеди в храме говорить должен, и огласительные беседы проводить, и уроки в воскресной школе…Земляки рады, говорят — наконец-то свой священник будет! Ждут меня.
— Многие признаются — когда возвращаются на родину, те, кто видел их с младых ногтей, как батюшек воспринимают с большим трудом…
— Можно сказать, я очень «удобно» этом смысле устроился! В церкви же только в 11-м классе оказался, поэтому с детства меня никто и не знал фактически! Вернусь иереем — как будто и не местный. Вот разве не Промысл Божий?
— А знаешь, я вдруг подумала, что ведь крылья-то Господь для тебя все-таки приготовил! Только не военного самолета, а будущие священнические. Так что высокого тебе полета, Артемий!