— Молчать! — рявкнул майор, а в голове молниеносно пронеслись картина перестрелки, кровь и трупы. Из укрытия Осип перещелкает их, как семечки. Это и к гадалке не ходи. На секунду он остыл, подумал и посмотрел на Мурунова долгим взглядом — худенький, маленький, соплей перешибешь, а какой смелый. Настоящий опер, боец. Теплая волна нежности подступила к горлу, Виктор Иванович отвернулся, сглотнул слюну…

— Давно знаешь? — спросил он, успокоившись.
— Друг детства, вместе росли, — ответил Мурунов и глянул на начальника светлыми узкими глазами.
— И ты уверен? — теперь Виктор Иванович смотрел на него испытующе.
— Уверен, товарищ начальник, — как прилежный ученик, быстро сказал Петр.
— Ну что же… — начальник еще колебался, потом положил руку на плечо Петра и тихо сказал: — Иди.
…Ровным шагом Мурунов направился к хотону. Выстрела не последовало. Внутри было темно, что ночью. Из любой точки пространства мог взять его на мушку прицелившийся, в этом Петр был уверен, Осип. Стрелять он умел без промаха. Это тоже знал Петр. Время сгустилось тягуче и тяжело. Оно было ощутимым и долгим… Затем он крикнул в темноту: — Осип, это я, Петя Мурунов! Не стреляй! Лучше сдайся! Не усугубляй свое положение! Ты же все понимаешь!
— Я-то все понимаю, — раздался голос за спиной.
Мурунов быстро обернулся и увидел друга детства с опущенным ружьем.
Нервная дрожь прошла по всему телу…
— Если бы не ты, Петя, я бы устроил тут бойню, — сказал мрачно Осип, подошел к Петру и бросил на пол карабин: — Ты же знаешь, что ждет меня на зоне за изнасилование…

* * *

Ивана Осипова, разумеется, осудили. Но, имея дерзкий характер даже при такой тяжелой статье, он, по слухам, не дал там себя в обиду. Со своим крутым нравом умел подмять под себя любого.
Потом след его потерялся. Мурунов перевелся жить и служить в Якутск, иногда вспоминал своего друга детства, но где он и что с ним случилось дальше, так и не разузнал.

* * *

…Большой круглый стол все наполнялся разными блюдами. Молчаливая женщина средних лет все подносила и подносила. Вот дымится жаркое, вот строганина уже подтаяла, вот салат, к которому даже не прикоснулись, а друзья детства все не могли наговориться. Вспоминали и вспоминали…
— Да, Петр, золотой ты человек, — говорил Осип, — если бы ты был трусом, неизвестно, где мои косточки сейчас бы гнили… Вышку бы точно дали, у меня же был карабин, я бы без боя не сдался… Слышишь, ничего, что есть сейчас у меня, не было бы — ни фирмы строительной, ни этого дома, ни жены, ни сына… Да что говорить! Меня бы, в первую очередь, не было!
— У тебя сын? И жена? — спрашивал Мурунов, оглядываясь на всякий случай, будто действительно мог увидеть семью Осипа.
— Да нет их здесь… Отправил отдыхать, скоро приедут, жена замечательная, вот тоже повезло. Полюбила же отщепенца? Полюбила, поверила зеку, и я оправдываю ее доверие. Когда приедут, обязательно познакомлю, — ответил хозяин дома, — а думаешь, как зовут сына?
— Не знаю, наверное, в честь отца своего назвал Афанасием, я своего в честь деда назвал, — Мурунов прицелился вилкой к аппетитному куску мяса, но промахнулся.
— Петром его зовут! В честь тебя! — почти крикнул Иван.
— Как в честь меня? — очень удивился Мурунов, и узкие серые глаза его стали круглыми. Потом он все понял и, вмиг протрезвев, замолчал.
— Дарья! Иди-ка сюда! — откуда-то издали появилась молчаливая женщина в белом переднике: — Гостю горячего мяса!
Женщина покорно выслушала и вскоре вернулась с дымящейся тарелкой.
За столом много чего узнал о Мурунове и Осип. Очень удивился, что он одинок, дача в запустении, а «королла» ржавеет в гараже.
— Дачку твою мы подымем, «короллу» продавай, купим посвежее, негоже подполковнику пешком ходить, — Осип серьезно решил заняться проблемами своего друга, которые годами не могли сдвинуться с места.
— За что? Зачем? Ничего мне не надо! Ты что, Ваня? У тебя маленький сын, семья. Не, я не смогу от тебя такое принять! — отнекивался Петр Петрович.
— Ты же меня выручил! Так не пойдет! Ты мне жизнь подарил, ты мне ее перевернул, понимаешь! — убеждал своего друга детства Иван.
— Погоди! Это ты меня выручил! — пьяно кричал ему
Мурунов.