Там фигурировали брошенные собаки, которых пристраивали после лечения, а они возвращались от новых хозяев, преодолев сотню километров. Был рассказ о мужчине, случайно прищемившем дверью голову котенку. Он рыдая принес котенка в ветпункт и умолял хоть что-нибудь сделать. А когда ветеринары сообщили, что спасти животное невозможно, хозяин поинтересовался стоимостью усыпления, попросил минутку попрощаться с котенком, и задушил его сам. Сэкономил.
Истории были одна жалостливее другой. Мне рассказали о том, что приводят усыплять животных, которые просто надоели хозяевам, но лечебница отказывается. Ветеринары представали благородными, хозяева — монстрами.
Я кивала головой, но меня не очень трогали истории об альтруизме. Дело в том, что в клинику мы пришли по поводу лечения собаки, от которого у нее начался некроз тканей. После скандала ветеринары принялись «исправляться», штопая бедное животное вдоль и поперек. Кроме того, со всех сторон раздавались советы не мучить животное, а просто усыпить. Теперь, когда собака прооперирована и весело машет хвостом, я смотрю на нее и думаю, что, если бы послушалась советчиков?
Не кажется ли вам, что примета времени – жестокость, когда проще избавиться от слабого, чем помогать ему выжить? Совсем недавно общество разорвали противоречия: помогать ли Жанне Фриске? Люди говорили: «Какие деньги, она не из бедных!» Им вторили другие: «Давайте лучше спасать бедных!» Уверена, ни те, ни другие не привыкли спасать кого бы то ни было вообще.
Откуда это в нас? В русской культуре милосердие всегда было ключевым понятием. Любить – значит жалеть.
Мы с дочкой едем в электричке, по рядам идет бабка, собирая милостыню. Я даю ребенку монетку. Сидящая рядом женщина, поджимая губы, качает головой. Я знаю, о чем она. Я помню эту бабку с мифическими внуками-сиротами, которые давно должны были вырасти. Но мне важно, чтобы в душе ребенка были милосердие и сострадание. Иначе, где гарантия, что однажды, когда заболеешь – тебя не усыпят, как надоевшую собаку?