Став жертвой репрессий 40‑х годов прошлого века, опередивший время поэт-авангардист Иван Егорович Слепцов‑Арбита был вычеркнут из истории якутской литературы. Режиссер вместе с Айсеном Дойду (ему принадлежит сценарий) снова прошел у близкой для обоих авторов темы притязаний художника на свободу духа, который «веет там, где хочет», и «дьявольского времени». «Дьявольское время» в сюжете спектакля — тоталитарная идеология.
Режиссер не претендует на развязывание излишней наглядности — «киношный широкоформат» сцены театра и отсутствие дополняющей сценографию предметности на протяжении двух часов рисуют символический портрет эпохи и личности в ней.
Как в недавнем авторском фильме «Дойду», Сергей Потапов настоял на новой интонации в якутском искусстве. Отметим особую «потаповскую иронию», некое «трагическое веселье», а мастерские находки музыкально-сюжетных переходов в спектакле поражают и оставляют символический диссонанс в душе. Притягательная мелодика песни или фокстрота плавно переводит зрителя с одной сюжетной линии на другую так, что заводит сознание в нужное смысловое место испытанным шоком.
Сергей Станиславович наконец дошел до одного из важных символических полюсов бытия, переданного языком эстетики театра. Слушающие и слышащие всегда оказываются повернутыми спиной к штампу и один за другим поворачиваются лицом к тому, кто несет глоток чистого воздуха.
Автор пластическим языком постановки напоминает: сказать художнику что-то внятное и универсальное на языке подсознания или политической идеологии невозможно, «душу потерять можно». Арбита оказался из ряда те, художников первой половины XX столетия, которые не пошли на «сделку с дьяволом», а последовали голосу творческой совести. В тех времена были репрессированы талантливые деятели искусства и литературы П. Ойунский, В. Никифоров-Кюлюмнюр, Г. Баишев-Алтан Сарын, А. И. Софронов-Алампа, Д. К. Сивцев-Суорун Омоллоон, Н. М. Заболоцкий, H. H. Павлов-Тыасыт, С. А. Саввин-Кюн Джирибинэ, А. И. Федоров, B. C. Яковлев-Далан и другие. Арбита известен как талантливый переводчик — перевел на якутский язык А. Пушкина, М. Лермонтова, В. Маяковского, В. Брюсова, Г. Гейне, К. Бальмонта и других классиков.
«Отказавшись от основных принципов соцреализма, поэт показал через реалистические картины жизни состояние своей души и личные чувства (одиночество, ограниченность, тупиковое настроение…)», — пишет исследователь творчества Ивана Арбиты Елена Афанасьевна Архипова.
Во второй части спектакля поражает драматизм метафизического одиночества Арбиты, хорошо переданный актером Валентином Макаровым. Артист умело и органично прожил вторую, самую сложную часть спектакля. Заметим, для него это был первый опыт главной роли.
Тройка актеров — Макаров, Игорь Говоров и Ирина Михайлова, кстати, ровесники настоящих исторических персонажей, — правдиво сыграла сцены переживаний, ревности и зависти, любви и сострадания.
На высоте в своих эпизодах Роман Дорофеев и Иннокентий Луковцев. Молчание героя Дорофеева многозначно, а пластические находки с бревном у Луковцева живописующи для придания смысловой интонации мизансцене. Запомнилась фактура образа в очках и кепке Дмитрия Алексеева, сыгравшего поэта Ча5ылхана. Жизненная правдивость навеяна на сцене Марией Варламовой. Отметим важное эстетическое наполнение спектакля: музыкальное сопровождение Николая Павлова и световое решение, осуществленное Аркадием Харитоновым.
Рассказанная зрителям со сцены биография поэта Ивана Арбиты стала «драгоценным комментарием» к его стихам.
После спектакля на сцену вышли земляки поэта, представители Мегино-Кангаласского улуса, которые подарили Сергею Потапову якутский нож. Подарок навел его на мысль, что Арбита нес в себе остроту ножа, и дар этот режиссер воспринял символично.
Семен Руфов отметил со сцены, что нынешний 100‑летний юбилей поэта философской лирики Ивана Арбиты ознаменовался прекрасным театральным началом, и пожелал общественности достойно продолжить юбилейные мероприятия, чтобы настоящих поэтов помнили.
Алексей Пудов