Автоматчик-снайпер 188-й дивизии
Призвали в Красную Армию 24-летнего лесозаготовителя 13 августа 1941 года. С ноября 1941-го Попов — в отдельной роте автоматчиков-разведчиков 523-го стрелкового полка 188-й стрелковой дивизии. В декабре дивизия переброшена на Волховский фронт, где 5 февраля 1942 года под городом Старая Русса Кирилл Егорович был тяжело ранен. Насколько жарко было в те трагические дни начала 1942 года в боевых порядках 188-й дивизии, поможет понять эта историческая справка:
«В ночь с 6 на 7 января 1942 года дивизия повела наступление в направление Старой Руссы, в том числе по льду озера Ильмень, форсировала реки Пола, Ловать, Редья. С 7 января 1942 года дивизия наступает на Старую Руссу, освободив деревни Подборовье, Талыгино, Анишино, Иванково, Лысково, Красково, Крюково... Бессмертный подвиг совершил батальон 188-й стрелковой дивизии под командованием капитана А.Ф. Величко. Батальон ворвался в Старую Руссу, двое суток вел неравный бой с превосходящими силами гитлеровцев, сражаясь до последнего солдата...»
Из полевого госпиталя Попова перевезли в эвакогоспиталь в Ивановскую область, где он находился на излечении более четырех месяцев. В конце февраля 1942-го в армейской газете «На врага» было опубликовано фото разведчика с подписью: «Автоматчик-снайпер Попов, уничтоживший в боях десятки фашистов».
Выписали Кирилла Егоровича только в середине июня и сразу же направили в 31-й полк Калининского фронта. В его составе автоматчик Попов участвовал в штурме крепости Кенигсберг. После официального окончания Второй мировой войны Кирилл Попов, награжденный орденом Красной Звезды и медалью «За победу над Германией», еще долго служил в погранотряде и был уволен в запас лишь 1 ноября 1947 года.
Вернулся в Якутию, в Турукту, где приказом по тресту «Якутлес» назначен начальником Туруктинского, а затем и Нюйского лесопункта Ленского леспромхоза.
Без навета не обошлось
Уже в середине 50-х с фронтовиком приключилась несправедливость. Решением бюро Ленского райкома КПСС его исключили из партии за якобы сокрытие социального происхождения и невыполнение
госплана Райпромкомбината, директором которого он работал с 1953 года. Видимо, как это часто бывало в те годы, без навета не обошлось.
Из письма К.Е. Попова в Якутский обком КПСС:
«Отец мой имел в своем хозяйстве 60 голов скота, в том числе 30-40 коров, рабочую лошадь, более десятка кобылиц. Раскулачен был в 1929 году, когда мне было 12 лет. (В связи с этим папа с сестрами был отчислен из школы — Авт.), а всего в нашей семье было 12 детей: семь братьев и пять сестер. С 16 лет ушел работать трелевщиком на Туруктинский лесоучасток, где проработал до начала Отечественной войны. На фронт ушел в августе 1941 года с должности мастера лесозаготовок и сплава. В партию вступил в ноябре 1941 года в 523-м стрелковом полку. Вскоре меня перевели на Волховский фронт, и я стал командиром отделения автоматчиков. На фронте существовал порядок: когда разведчик уходил на задание, все документы оставлял в штабе, в том числе и партбилет. В феврале 1942 года меня во время выполнения задания ранило. В госпитале находился более четырех месяцев. Все это время пытался вытребовать партбилет из своего 523-го СП, но документы не выслали, так как моя часть была в окружении и почти вся погибла. В сентябре 1942 года вступил снова в кандидаты, а в члены партии приняли в декабре. В то время, беспрерывно находясь под огнем врага, особенно не приходилось думать о прошлом отца, тем более он умер в 1941 году. У меня была задача, если умереть за Родину, то коммунистом. До конца войны я честно исполнял свой долг, имею несколько серьезных ранений, боевые награды...
Моя ошибка состоит в том, что во время обмена партдокументов не обратил внимания на заполнение учетной карточки, где было записано происхождение «из середняков». Я не стремился обмануть партию, да это было бы невозможно, потому что меня в Ленском районе все знают...»
Кирилл Егорович скончался в январе 1975 года, немного не дожив до 30-летия Победы.
Мои обрывки воспоминаний об отце
Я была поздним ребенком и очень мало знала об отце. Так, обрывки воспоминаний о суровом, зрелом, с ослабленным здоровьем человеке. Я им очень гордилась. О войне папа практически ничего не рассказывал, только изредка, в компании воевавших земляков. И все время — с горечью и болью. На одной из таких встреч отец вспомнил Кенигсберг в апреле 1945-го: во время уличного боя он врывается в одну из квартир, на полу лежит мертвая женщина, а по ней ползает ребенок и пытается сосать грудь...
Второй эпизод слышала от отца непосредственно, когда он был в хорошем настроении. Начало февраля 1942 года. Взвод ходил в разведку за языками. Отца тяжело ранило пониже спины, задело позвоночник и кости таза. Возвращаться пришлось «на своих двоих» несколько километров. Его подбадривал и не давал упасть служивший вместе с ним татарин. Как я благодарна тому безымянному сослуживцу за то, что я есть!.. В последующие месяцы весь 523-й полк полег под Старой Руссой.
С юмором отец говорил об окопных вшах: «С ними разговор короткий — раздеться на морозе, вывернуть одежду наизнанку и вытрясти».
Без всякой обиды папа вспоминал, что когда их везли в эшелонах на фронт из Иркутской области, то вообще не кормили. Когда же привезли, то одновременно выдали обмундирование и галеты. Так что пришлось делать все сразу — и есть, и одеваться.
А еще папа научил меня наматывать портянки. Очень важное умение, пригодилось, сама теперь могу хоть кого научить!.. Конечно же, любимой песней была «Землянка». К фильмам о войне относился пренебрежительно, но «Освобождение» все же через силу посмотрел и... был не в восторге. Очень долго читал воспоминания маршала Жукова, но впечатлениями почему-то не делился. Отмалчивался.
Вот и все, что я знаю об отце.