— Ольга Анатольевна, а зачем вам три высших образования?

— Четыре, я и сейчас учусь, на психолога. Первое — иняз в Иркутске. Вернувшись в Якутск, оказалась в Министерстве охраны природы и 15 лет проработала с замечательным министром Василием Гавриловичем Алексеевым. А время какое было! Михаил Николаев объявил 25% территории Якутии особо охраняемыми природными зонами. Заключено соглашение с фондом WWF, грандиозные проекты по сохранению журавля и белого медведя. Надо было соответствовать, и я закончила эколого-политологический факультет в Москве.
Потом был юридический. А затем пришло время, когда стало непонятно, чем я занимаюсь в министерстве. Нужно было искать себя в новом направлении.
— Не страшно было переходить с госслужбы в некоммерческий сектор?
— В 2008 году меня пригласили в Целевой фонд будущих поколений написать программу. Фонд тогда в основном занимался успешными, талантливыми детьми, а инвалидам и сиротам оказывал разовую помощь. Здесь же нужна была система. Я набросала основу, собрали совещание, куда пришли Анна Соловьева, Александр Подголов, специалисты из минздрава и минобразования, активно включился минтруд. Проблемы были на поверхности: 10 тысяч сирот на 900 тысяч населения, неразвитый институт приемного родительства, зашкаливал отказ от новорожденных. Задача программы — развитие семейного устройства детей-сирот, профилактика и реабилитация алкозависимых родителей, профилактика отказов от детей в роддомах.
— Далеко от спасения белых медведей.
— Любой человек не застрахован от трудных жизненных ситуаций. Если помочь в самом начале, семья может встать на ноги. Нас взяла под крыло тогда председатель попечительского совета фонда Евгения Исаевна Михайлова. Мы отправили нашу трехлетнюю программу на конкурс и получили грант в 87 миллионов рублей. В двух поликлиниках Якутска открыли кабинеты, где с женщиной, которая могла оставить ребенка, работали психотерапевт, социальный психолог и соцработник. В результате почти вдвое сократились отказы.
Но самое мощное мероприятие, прославившее нашу республику, — медико-социальная трудовая реабилитация алкогольнозависимых родителей. В своей программе мы записали приобретение кур, лошадей и коз. В Москве крутили пальцем у виска. Зачем? Но денег дали. И мы построили в Кангаласском реабилитационном центре курятник и козлятник, лошадей отдали в Усть-Алданский район в хозяйство Николая Яковлева «Арчыы». Там нет электричества, воды, газа, только условия для трудовой реабилитации.
— Помогало?
— Да, потому что женщины были оторваны от социума, магазинов, а главное, занимались тем, чем их предки, так что включилась генетика. Это дало хорошую ремиссию: из 100 женщин 67 вышли с твердой мотивацией к трезвой жизни. Вот только некоторые возвращались к разбитому корыту, где ждали пьяный муж, отнятые государством дети.
Нашим успехом я считаю открытие центра в селе Маар Нюрбинского улуса. Сегодня это ведомственное учреждение Минздрава. За три года реабилитацию прошли тысячи семей.
Сегодня в Якутии всего 4,5 тысячи сирот, из них 90% живут в семьях. Осталось всего 10%. Количество приемных семей выросло с 13 до 215, где более 500 детей. У нас практически не возвращают детей обратно. Это пример, когда НКО может взять на себя некоторые государственные функции.
Сейчас действует вторая написанная нами программа, в ней уклон на приобретение детьми из детдомов трудовых и профессиональных навыков.
— А почему вы ушли из фонда?
— В 2013 году я поняла, что мне стало тесно, и создала свой фонд «Семья для ребенка». Сначала было страшно. Такое ощущение, что выходишь в открытый океан. Но за два года все наладилось. Есть два проекта, получили субсидию от Департамента гражданских инициатив.
— Как семья относится к вашей деятельности?
— Если бы не было поддержки семьи, может быть, я и не решилась на этот шаг. Учредитель фонда — мой супруг. Этим все сказано. Дети в моих проектах часто выступают волонтерами. Это не эксплуатация, а социализация. Надеюсь, вырастут социально здоровыми.
Мы занимаемся выпускниками детских домов. Это проект «Наставник». Начали с «Берегини», потом Мохсоголлохский детдом. Я против одноразовой благотворительности: шоу, шоколад, воздушные шары. Ее сейчас выше крыши. В результате дети думают, что жизнь — это праздник, гаджеты падают с неба, а взрослая жизнь-то не такая. Нужно получать профессию, создавать семьи. У нас нет данных, что происходит с сиротами после 23 лет. У скольких была ранняя беременность, сколько отказалось от детей в роддомах.
У этих детей есть особенности: слабый инстинкт материнства, они не держали в руках деньги. Проблема в том, что ребятишки много лет находятся в закрытых госучреждениях, встают и ложатся по команде, а негативные ситуации быстро разруливают психологи. Они не знают, сколько стоит хлеб, Санпин запрещает им мыть пол, посуду, убирать за собой. Вся система делает из них мимоз в ботаническом саду. И вот таких мы отправляем в жизнь. А они ждут помощи, шефов, праздника. Их может любой использовать. Статистика России показывает, что 30% выпускников детдомов — правонарушители. Мы проводим тренинги, готовим наставников, чтобы адаптировать их к реальной жизни.
— С такой работой есть опасность очерстветь душой. Это защитная реакция организма. Как у вас, кожа огрубела?
— Мы не работаем с малышами, там действительно сердце разорвется. Наши подопечные хоть и взрослые, но тоже беспомощные, им надо помочь.
— А как вы своих детей воспитываете? Они не ревнуют вас?
— Я никогда не говорила им: это белое, это черное, это можно, это нельзя. Они не будут слушать. Нужны личный пример и хитрые способы, как арттерапия и у‑шу. Что касается ревности, то либо это очень умные дети и скрывают свои эмоции, либо ревности нет, а есть понимание. Насколько я чувствую, скорее второе. Я их всегда воспитывала в духе космополитизма, отсутствия большой привязанности.
— Вы же поклонница буддизма?
— Мне очень нравится эта философия, а там крепкая привязанность считается грехом. Сын — отдельный человек, у него своя миссия, и ты не имеешь права вмешиваться. Я семь лет езжу в Индию на учение к Далай-ламе. И каждый раз открываю для себя какую-то истину. Там услышала: «Перережь пуповину» и мысленно это сделала. Очень сложно. Я его очень люблю, но уважаю его свободу. Возила в Индию обоих детей. Сын сказал, что будет, как папа, охотник и рыбак, язычник. Это его решение. Поездки же — попытка показать им другую жизнь.
— Верите в перерождение?
— Однажды спросила у монаха: «Вот я родилась в Якутии, в самом холодном краю мира, значит, я в прошлой жизни была снежной королевой?» Он засмеялся и сказал, что просто очень люблю свою родину, там мои генетические корни. И тем не менее, хоть мы и живем в хороших условиях, но эти долгие зимы и морозы, видимо, что-то значат. Не зря мы здесь родились.
Вот мы хотим объявить республику зоной трезвости, а я бы хотела территорию добра или доброжелательную к детям, оградить их от насилия. У нас родители не знают, что оставление ребенка одного дома — это жестокое обращение, как и неоказание ему должного ухода. Психологическое или эмоциональное игнорирование ребенка — это страшно. Когда мама приходит с работы и срывается на сыне, это чудовищно.
Приходилось слышать: я не могу не наказывать ребенка, потому что он медленно собирается в школу. Так раньше уложи спать и подними. У вас разные характеры и темперамент, и из-за этого ребенок ежедневно получает физическое и психологическое насилие. Даже негативные установки «дурень», «бестолочь» влияют.
В республике в год фиксируется 900 случаев насилия в отношении детей, в том числе сексуального, 85% которого в семьях. В результате по суицидам среди детей мы на третьем месте в стране. Общество должно поменять свое отношение к детям. Вот этим мы и занимаемся.