Призыв
Повестка из военкомата, такая долгожданная, пришла всё равно неожиданно, 17 августа 1943 года. В тот памятный день я находился на дальнем участке сенокоса, мой отец Данила Петрович, получив повестку, шёл с ней ко мне целый день. Принёс еду на дорогу, подарки от младших сестёр и братьев (всего в семье семеро), расшитые берестяные туески с ягодами и другое.
Первый раз я покидаю свой край, родной Мастахский наслег и расстаюсь с семьёй. Я почти не знаю русского языка, малограмотен. Смерть не страшит, кого она страшит в 18 лет? Прощания, сборы, проводы в парке, наконец, отправка до Вилюйска на машине, далее до Якутска на пароходе «Пятилетка», 300-400 новобранцев, все из наших наслегов. Митинг на пристани, слёзы, гудок парохода. Все ли вернёмся домой?

Учебка и первый бой
В учебном пехотном полку, куда я попал, а находился он во внутренней Монголии, было много якутов и вообще дальневосточников. Учёба давалась легко, командиры многие с боевым опытом. Наука окапываться много раз потом спасала жизнь. Учиться интересно, много нового, изучил пулемёт ДП-38, «Максим», мины, трофейное оружие. Всё — я готов, скорей бы в бой! «Не торопитесь, — смеются офицеры. — Лучше занимайтесь, сделаем из вас отборных вояк, тогда и на фронт». В общем, подготовили нас к войне основательно всего за три месяца.
На формировании в начале 1944 года в Белоруссии, под Витебском, пришлось расстаться с земляками. Я попал в лыжный батальон 455-го стрелкового полка 39-й Гвардейской дивизии 1-го Белорусского фронта. Много таких же, как я, парней со всей страны, интернационал. Подружился со многими. Наконец приказ, вышли на исходные ночью в поле, слякоть, грязь, а что поделаешь? Залегли в цепи. Место открытое. Быстро окопался, лежим, перед нами лесок — там немцы, наверняка нас уже ждут. Иногда постреливают из пулемёта. Взлетает красная ракета, это сигнал! Вдруг сзади начинают работать «катюши»! Вой, рёв, ночь превратилась в день, земля трясётся, на позициях немцев просто ад. Это радует. Очень страшно, хочется превратиться в комочек или зарыться в землю поглубже. Ребята наши все встали и двинулись вперёд, оказывается, была команда. Надо подойти к немцам поближе, пока идёт обстрел. Но идти очень страшно, снаряды летят прямо над головой, ноги ватные, пот заливает глаза, сапоги вязнут в белорусской грязи. Вот они — окопы! Там уже никого нет, траншеи завалены, блиндажи горят, драпанул немец! Прошли какое-то расстояние, начали попадаться немцы, сопротивления не оказывают, отвели их в тыл и сдали в хозвзвод.

Друг Коля
Подружился я с одним пареньком, очень привязались друг к другу. Коля Кротик, украинец, его родное село всё ещё оккупировано, он успел получить из дома только одно письмо. Всякий раз как почтальон раздавал письма, он садился в одиночестве и перечитывал треугольник брата. Я рассказывал Коле о Якутии, он мне о своём доме. Очень удивлялся 50-градусным морозам.
Зима, мы наступаем. Подошли к какому-то селу, да войти не можем, из-за высотки миномёты бьют, прижали нас. Ротный говорит: «Щас артиллерию наведём!» Однако куда бить? Нужны точные координаты. Приказал мне и Коле идти как опытным бойцам в разведку, дал карту и бинокль. Поползли, пулемёт бьёт прямо по нас, пули вспахивают снег впереди, иногда он затыкается, это наши прикрывают нас огнём. В этот момент рывком вперёд! Иногда такой плотный огонь, что приходилось закапываться в снег и ползти в снежном тоннеле. Наконец мы на вершине! Притаились, слышна немецкая речь, совсем близко! Не ждут нас, гады, думают, что убили разведчиков. Коля говорит: «Давай пришьём их, это то самое пулемётное гнездо, что нас обстреляло». Приготовили автоматы, вскочили. Огонь!... Нормально, однако и нас заметили. Стреляют. Запрыгнули к пулемётчикам в окоп, отсиделись. Опять миномёты начали бить по нашим. Выглянул я, засёк их, Коля на карте пометки поставил. Что-то ещё есть у фрицев, надо рассмотреть, привстал, и вдруг что-то ударило меня прямо в подмышку. Сполз вниз, Коля склонился надо мной, перевязывает, а слёзы капают на моё лицо из его голубых глаз. Наша карта-донесение должна быть доставлена командиру любой ценой, но и бросать меня Коля не собирался, потащились кое-как. Тяжело ему было. Остановился отдохнуть, привстал и вдруг тенькнуло что-то. «Ой!» — только сказал Коля и упал на меня мёртвый. Пуля пробила ему голову сквозь каску. Наши заметили и вытащили нас. Артиллерия по нашим разведданным накрыла вражескую батарею. Деревушку мы взяли, да только я уже был в медсанбате, пуля пробила лёгкое, а друг мой Коля погиб на той высоте.

Рукопашная
Перешли Вислу, мы на чужой земле, победа близка, это чувствуют все, даже враг. Впереди хутор не хутор, домов мало, но многие двухэтажные. Атакуем с ходу, через сады выскочили к самым постройкам. Я бегу к дому, винтовка со штыком наперевес, вдруг дверь открывается и выскакивает немец, я воткнул штык, «внёс» его в дом и с разбегу засадил штык с немцем в стену, а вокруг ещё пять фашистов с винтовками. Несколько раз я увернулся, тут и наши ребята подоспели, пошла рукопашная! На полу скользко от крови и грязи, в ушах крики, мат и вопли умирающих, я уже без винтовки схватился с одним немцем, споткнулся и кубарем покатились мы в полуподвальное помещение вниз по лестнице. Я под ним оказался лёжа. Немец тоже без оружия, схватил меня за горло, но промахнулся, попал большими пальцами в рот, я изо всех сил сжал челюсти — хрясь, и со страшным криком немец выдрал свои руки вместе с моими передними зубами. Тут из его груди выскочил штык! Наш штык родной, гранёный! Обмяк немец.
Тот хутор мы взяли только после того, как дом, где засел пулемётчик, подожгли, много наших ребят погибло. «Проклятое село, — так сказал наш командир. — А у тебя почему изо рта кровь идёт? Горло перегрыз?»
В феврале 1944 года мы стояли в обороне, меня и ещё двоих солдат назначили часовыми-наблюдателями в передовую траншею, стоим в одних шинелях, ночь, холодно. Вдруг во время вспышки очередной осветительной ракеты заметили движение у заграждений, это немецкая разведка резала проволоку, пытаясь проникнуть к нам в тыл. Дружно открыли огонь. Наутро насчитали до десяти мёртвых немцев в белых маскхалатах. Командир поздравил и поблагодарил за бдительность.

Последний бой
Мы в Германии! На подступах к Зеловским высотам, а за ними Берлин! Логово зверя. Наступаем, я и ещё несколько человек в головном дозоре. Прошли по отличной европейской дороге километров пять и встретили нашу разбитую часть. Они попали под миномётный обстрел, шестиствольные «ослы»(немецкая реактивная установка). Один раненый, у него ступня висит на одной жилке, просит: «Юлдаш, отрежь мне ступню, видишь, как мучаюсь». Как могли, помогли им и двинулись дальше. Тут и нас накрыли эти «ослы», меня ранило в ногу. Многих убило.
Стали мы отходить, да только как быстро идти? Раненые все. Подошли к повозкам, а там два станковых пулемёта. Один старшина с усами, как у Будённого, говорит: «Снимай пулемёты, братишки, немцы счас подойдут раненых добивать. Здороваться будем». Сняли мы пулемёты, заняли оборону. Я и старшина остались прикрывать, остальные стали отходить дальше. И точно, вдали показались фашисты в чёрной форме — эсэсовцы! Не сговариваясь, открыли огонь. Затем скрытно отползли по кювету дороги метров на сто-двести, и тут опять немцы из миномётов дали залп по нашей прежней позиции, хорошо что отошли.
Подобрали нас, но у меня заражение раны получилось, пока по канаве ползал. Ногу ампутировал хирург по колено. На этом мои бои закончились.
Обидно было уезжать из Германии, не побывав в Берлине, на пороге которого я принял свой последний бой. Однако ничего не поделаешь. День Победы я встретил по дороге в Куйбышев в поезде эвакогоспиталя. Все радовались, конечно, как сумасшедшие, кричали, обнимались, даже я на одной ноге прыгал от радости. Это был самый счастливый день в моей жизни!

Награды
Илья Данилович прожил долгую и достойную жизнь. После войны работал в потребсоюзе «Холбос», писал книги. Дядя всегда носил в быту орденские планки и нашивки за боевые ранения. Об обстоятельствах награждений, приказах и реляциях нам достоверно ничего не известно, так как он из скромности никогда не рассказывал, за что конкретно получил ту или иную награду. Полный комплект его медалей вместе с послевоенными наградами на пиджаке весил около двух килограммов. В одном старом фильме два офицера-артиллериста рассуждают о наградах так: «Пехотинец? «Пехотинец!» — «На тебе орден, и даже не спрашивать за что…»

Андрей ПЕТРОВ,
Черский