Егор Егорович, Беринг, Пепеляев и другие…
В Усть-Мае, честно говоря, я собирался остановиться на теплоходе «Перепел», где капитаном мой однокашник Геннадий Тетерин. Но, памятуя о том, что меня просил по прибытии позвонить ему Егор Егорович Винокуров, который часто бывает у нас в редакции, докладываю ему, что уже прибыл:
— Выходи к воротам, там тебя будет ждать машина! — почти в приказном тоне говорит он. Делать нечего, выхожу, сажусь в «Волгу». За рулем его сын, тоже Егор Егорович-младший. Петляем по вечерней Усть-Мае, и вскоре мы уже у ворот небольшого поместья. За ужином выясняется причина внимания ко мне: Усть-Майская эвенкийская община планирует выпустить книгу о своей истории, нужна помощь. В принципе предложение интересно тем, что оно тематически пересекается с историей Алдана, берега которого в давние времена были заселены эвенками. Мы с удовольствием беседуем с Егором Егоровичем — он многое знает, сам глава общины (но языком предков не владеет).
Эти места, где кочевали эвенкийские племена, оказались проходным двором: их «посетили» казаки-первопроходцы со своим «ясаком», экспедиционеры Беринга, которых надо было доставлять к берегам Тихого океана и обратно, создатели и содержатели Нелькан-Аянского тракта, красные, белые со своими «реквизициями», пепеляевская авантюра, коллективизация — всё это довело край до полного обнищания. То, что сообщал Пекарский («тунгусы не знают счёта своим стадам»), исчезло без следа. Немудрено было, что тунгусское повстанческое движение в 1924–1925 годах охватило Охотское побережье и восточные районы Якутии. Основной причиной его возникновения стало выделение Охотского края в апреле 1922 года и террор со стороны ОГПУ против населения в духе “военного коммунизма”. Аборигенов беззастенчиво обирали, установив непомерные “налоги” буквально за все: за убитую дичь, оружие, дрова, собак, ободранную кору деревьев и т. д. Дело дошло до того, что с них стали брать старые долги, установленные белогвардейцами в 1919–1923 годах. Расстрелы проводились повсеместно. Конечно, «повстанческое движение» в итоге было остановлено, организаторов со временем наказали, но, по словам Егора Егоровича, «на усть-майских ещё долго косилась советская власть, считая нас неблагона-дёжными».

«Мятежный дух» не испарился
Эвенки, как уже видно из моих алданских встреч — самая многочисленная и наиболее широко расселённая народность из числа так называемых малых народностей северной Сибири. С трудом удалось привести их «под высокую руку» и заставить платить ясак. «Ревизские сказки» народной переписи 1858 года показывали, что к Майскому тунгусскому управлению было приписано 22 рода численностью 3166 душ. Эвенки родов эжан, кюп, майдин, тумул, бута, сологон (жители Иенгры), куолумин, кырымах, борукуот и другие освоили территории по Алдану от устья Амги до Тимптона, Охотского побережья, на севере граничили с ламунхинскими и оймяконскими ламутами, с юкагирами.
На следующее утро у нас встреча с краеведом, председателем совета ветеранов села Петропавловское Евдокией Ивановной Трифоновой. Съездили с ней в Петропавловск, в импровизированный музей, созданный Николаем Васильевичем Николаевым. Самого хозяина дома не оказалось, но и так видно, что это мастер — золотые руки — всё добротно срублено, красиво изукрашено. И уже на улице подтверждение «мятежного духа» эвенков. Хозяин выставил перед палисадником огромные камни, один из которых окручен цепями, из-под которых виднеется памятная надпись жертвам террора.

Вверх по Мае-реке
Я уже было собрался отправляться вниз по реке, даже договорился с капитаном «Перепела», но, как всегда, вмешались обстоятельства. А Егор Егорыч готовит к плаванию катер и вдруг неожиданное предложение:
— Еду вверх по Мае, не желаешь со мной?
Ещё бы! Когда представится случай посмотреть красивейший приток красивейшего Алдана! Вывозим к берегу катер, грузим бензин, ёмкости под воду, какой-то груз, который надо забросить на кордон, в верховья Маи. С нами в «паре» на своей лодке Игорь Красноштанов — так веселее. И вот лёгкий туман поднимается над водой, запускаемся, прогреваемся — и вперёд!
Впрочем, «Ямаха» вскоре начинает «чихать» и глохнуть. Фильтры оказались забитыми водой. Несколько раз прочищали, пока всё не наладилось. Встретилось несколько лодок с рыбаками, в том числе один мой знакомый, бывший речник Васюхно. Все в один голос жалуются на бензин, который вчера приобрели на заправке «Саханефтегазсбыта». Версия у мужиков — чтобы поднять и слить «мёртвый запас» бензина, в ёмкость льют воду. Вот её, видимо, все мы и хватанули.
По берегам Маи сохранились навигационные знаки — когда-то до Нелькана поднимались 800‑тонные СП-шки, назад спускались иногда кормой вниз, на якорях — течение сильное, русло извилистое, а река мелкая. Миновали Красивую гору, устье Юдомы, границу Хабаровского края, многочисленные избушки по берегам реки. Вода прозрачнейшая, камушки все видны, и мне кажется, что я иногда наблюдаю больших рыбин, которые стоят на перекатах:
— Бывает, на рыбалке в азарте смотришь — берег близко и вроде бы мелко. Прыг в воду — а там глубины по шею! А рыбу действительно видно, — подтверждает мои догадки Егорыч.
Мы поднялись до кордона, где живут всё лето Игорь Шагай с женой. Место очень красивое, богатое рыбой и живностью. Хотели ночевать, но по прогнозу завтра минус 10 градусов, и мы собираем катер в обратную дорогу. Вниз буквально летим стрелой и уже по темноте причаливаем к усть-майскому берегу.

Жить в мире и согласии
Мы едем с Егор Егорычем на «УАЗике» по посёлку, нас все приветствуют, и он отвечает. Рассказывает, как пытался открыть своё дело — аптеку. Сгорела. Как помогал бывшему главе Топоркову. Получил чёрную неблагодарность. Как подружился с моим шефом — генеральным директором ЛОРПа Ларионовым. Как с президентом республики сюда же ездили на отдых:
— Расскажу тебе ещё случай, который был со мной на рыбалке на Мае. Как-то подъезжают на лодке к избушке чины из охраны природы. Не наши, хабаровские. Вышли на берег, посмотрели и говорят: «У вас неправильно хранится бердана». Действительно, стоит в сенях в открытом виде. Но ружьё старое, во‑первых, а во‑вторых, эта причина не стоит тех сил и средств, которые они затратили. «Конфискуйте» — говорю, а сам занимаюсь лодкой, грузом. Время идёт, накрываю стол. Подходят: «Протокол изъятия надо подписать». Я отвечаю: «Вам надо, а мне нет. Забирайте без моей подписи». Ситуация так складывается, что в Нелькан, домой, они уже не успевают, а здесь избушка, банька греется, ужин готовый. Приглашаю: «Идите чай пить». Деваться им некуда, сели за стол. «Угощайтесь. Вот «сохатина» — двигаю к ним колбасу, вот «изюбрь» — показываю на тушёнку, вот «хатыс» — открываю шпроты. Всё это, наверное, хотели здесь у меня увидеть?» Разговор пошёл, конечно, по другому руслу.
— Вы из Хабаровска, такую даль ехали в надежде встретить матёрого браконьера. Так? Получается, по-вашему, что я сюда, на землю, где жили мои прадеды, еду как вор и нарушитель? Я вам так скажу — у меня всё есть, еду я сюда отдыхать в красоте, в тишине, подышать тем же воздухом, что и мои предки. Мне не очень приятно, когда меня на пустом месте хотят «уличить», «поймать»… С браконьерством можно бороться только одним способом — воспитанием культуры, уважением к природе. Я из-за этого по заграницам не езжу и хочу, чтобы вся эта красота была для людей… Сидят, молчат. Переночевали они в зимовье, не стали больше ничего искать, наутро уехали. Вот такое моё понимание. Да ты же видишь, что мы с тобой сколько проехали, а ружьё осталось в чехле!
…Вижу. А рыбкой свежей, кстати, нас угостили встреченные нами рыбаки…