— Аркадий Николаевич, хочешь, искупайся! – предложил Попов Аркаше, но тот, отмахнувшись, продолжал расшвыривать песок.
— Куда сходим, куда сходим, — повторил Павел Сергеевич и отбросил окурок. Тайны в этих словах нет. Значит, писал не заговорщик. Скрывать ему было нечего…
— Представь себя здесь, — обратился он к Андрею, — представь себя в теплой компании. Ты выпил и кому-то пишешь «куда сходим?». Зачем?
— Ну… Я не хочу, чтобы об этом кто-то еще знал, — как примерный ученик ответил Адамов.
Они стояли у протоки. Было тихо. На противоположной стороне успокаивался вечерний Якутск. Длинные тени города падали на темную воду, создавая ирреальное ощущение, будто огромное чудище поглотило город и улицы вместе с людьми, захватив их в свои щупальца.
— Это ясно, — помедлив, продолжил Павел Сергеевич, — но тем не менее человек убит…
— «Куда сходим?» — банальный вопрос, — Андрей представил себе тот роковой для мужчины вечер. — Ну, что еще могло быть? Выпивка, ссора, топор. Он – жертва случайности.
— Все в нашей жизни случайность. Абсолютно все. Но зачем писать?
— Может, сами хотели втихую, может, денег не хватало всех поить. Бывает же.
— Все бывает. Короче, — Попов вспомнил, что завтра с утра ему надо быть в министерстве, что уже поздно, что достали в конце концов эти огромные июньские комары. — Короче, поехали.
Он быстро двинулся в сторону «уазика». За ним проворно засеменил Аркаша.
— Ты вот что, — удобнее устраиваясь в кабине, сказал Попов запрыгнувшему в машину Андрею, — надо прошерстить всех бичей города. Как, сам знаешь. Подними агентуру. Пусть работают с теми, кто был когда-то охотником, рыбаком и прочее.
— Зачем? – не понял Андрей.
— У них должна была быть палатка…
— Понял. Но бичей в Якутске много…
— Вот и поработай. Не так много, — Павел Сергеевич недобро замолчал.
Да, дело принимает глухой оборот. А как хорошо шли, раскрываемость росла, уголовный розыск стал подниматься на небывалую прежде высоту. Ребята работают сутками. Теперь придется спускаться с покоренных вершин вниз. Попов поймал себя на мысли, что начинает заводиться, а это не хорошо. Нервы ни к черту. Первые признаки старости, что ли?
Дальше ехали в тишине. Андрей спрыгнул с машины на углу Дзержинского и Кальвица. «Явно не домой собрался», — отметил про себя Попов. Он точно знал, что Адамов живет на Лермонтова, недалеко от магазина «Найрамдал».

***
Вася Костыль проснулся счастливый. Это не так часто с ним бывало, редкостное состояние покоя и умиротворенности. И голова почему-то не болела после вчерашнего.
Он обвел взглядом свое жилище. Маленькое нутро вагона, приспособленного под квартиру, его устраивало. Есть раковина для умывания, отопление. Тепло зимой, что не жить?
Маришки, супружницы-сожительницы, пригревшей два года назад незадачливого Костыля, уже не было. Ушла на службу. Она вахтер в рабочем общежитии. Сутки там сидит, никого не пускает. Трое дома. А дома Вася. Любимый. Вроде того получается.
От этих мыслей и от того, что в шкафчике ждет бутылка водки, стало совсем хорошо. Костыль вытянул в постели худое, длинное, сплошь испещренное наколками тело и легко соскочил на пол. Натянув китайские спортивки, он помылся над раковиной, с удовольствием оглядев свое лицо в зеркале. Лицо было худое, со впалыми щеками. На морщинистый лоб спадали седые безжизненные пряди, но синие глаза были молоды, блестящи и полны жизни.
Костыль остался доволен своим изображением, прошел к шкафчику, достал бутылку, открыл и щедро наполнил стаканчик. Рассиживаться некогда. Он закурил, натянул рубашку и вышел из вагончика. Чуть пьяный — что ему стаканчик, слону дробина — счастливый и деловой. Да-да, деловой. Сегодня этих дел у него куча. Он еще покажет, на что способен. Он еще нужен людям, Василий Владимирович Костылев. У него в руках весь город, он сам, в одиночку найдет зацепку к этому убийству, которое приключилось на протоке. Он, Костыль, оправдает доверие начальника. Начальник молодой, совсем еще пацан, сам вчера поздно вечером приехал к нему с просьбой помочь. Приехал с водкой. Водка – это доверие. Начальник с ним по-человечески, и он с ним так же. Он отработает доверие на все сто.
Первым делом Костыль направился к магазину, возле которого уже оживился маленький рынок. Иван-попрошайка уже на месте, вытянул на крыльце магазина свою отвратительную культю. Рядом кепчонка. С него спроса нет. Никто с ним не водится, никого он не знает. Не местный он, просто прибился здесь, жалеют, не трогают.
Нетвердой походкой Костыль прошел на рынок. Здесь можно кому поднести, перетаскать товар, заработать. На опохмелку и хлеб хватает. Но сегодня он пришел поздно. Торгашки уже разложили продукты на прилавок и в его помощи не нуждались. Надо подождать, кто-нибудь да подвалит. Побазарить о том, о сем. Это он может.
— Здорово! – обратился к нему кто-то за спиной. Костыль обернулся. Оскалив беззубый рот, к нему подошел Кент. Кент-коротышка тоже из отсидевших, тоже не поймавший, как и он, в жизни удачу за хвост.
— Ну чего, скинемся? – Кент дыхнул на него перегаром и полез в карман брюк, доставая деньги. – Малость не хватает.
— Да и у меня мало, — ответил Костыль, вспомнив, что день только начинается, а ему напиваться сразу нельзя, разве что на бормотуху…
— Потянет, — Кент пересчитывал мелочь. Костыль добавил, и они вместе направились к магазину.
— Ух, лето… Хорошо! Жаль, скоро пройдет. На природу бы, в палатку, с костерком, — заговорил Костыль, когда вино сладко осело в желудке и окружающая действительность звонко заиграла в глазах всеми красками.
— Размечтался. Где ты ее возьмешь, палатку, — охладил Костыля Кент.
— Где, где… У кого-то есть, наверно.
— Не спи…шь же.
— Не… Я в эти игры не играю. Хватит. Жить осталось полтора понедельника. Не. А может, у кого из твоих знакомых завалялась?
— Мои знакомые по тюрьмам да по этапам. В других палатках. А ты чего? Не слышал? Одного в палатке на протоке грохнули. Не слышал?
— Не, — наврал Костыль.
— Говорят, отдыхал да зазяб. Вернее, помогли.
— А кто такой?
— Черт его знает. Может, приезжий, швали сейчас много понаехало.
— А ты откуда узнал-то?
— Гришка сказал… Будто топором.
— Да-а… Так не отдохнешь.
— Эт точно – замочат и не спросят.
Целый день прошел у Костыля в подобных беседах в разных местах. Не забыл он и про Гришку – голова работала, как часы. Нашел того дома, на удивление трезвого. Гришка считался в их кругу профессором. Давным-давно этот сухой мужчина средних лет окончил высшее учебное заведение.
Видимо, с тех пор осталась тяга к чтению, хотя другая тяга была превыше всего. Жил Профессор с матерью в деревяшке, не работал и пропивал все, что попадалось на глаза. Новость о трупе на реке он вычитал в газете. Ну и все.
Костыль постепенно напивался, но между делом съездил в Сайсары, походил там. В 17-м квартале поторчал на стихийном рынке у «Новинки», тоже принял на грудь, а поздним вечером обнаружил себя в Залоге, в халупе у Генки Сиплого, сидящим за грязным столом, рядом еще с какими-то пьяными рожами и початой бутылкой водки.
— И че базаришь, терпила один был? – обращался к нему Генка Сиплый, совсем трезвый на удивление. Не брала этого крепкого мужика водка, сколько бы он ее ни пил.
Костыль враз отрезвел. Первое, что пронеслось в голове, не ляпнул ли он чего лишнего, не хвастнул ли спьяну о просьбе начальника.
— Один, — кивнул он головой.
— И че, записками переговаривались?
— Записками, — мотнул головой Костыль и понял, что влип.
— Значит, что-то спи…ли. А потом грохнули, — подытожил Генка.
В криминальном мире Генка Сиплый слыл авторитетом. Много не говорил, никого не выдавал, жил по понятиям. Настоящий мужик. Его уважали за честность, силу и надежность. Вася Костыль познакомился с ним где следовало – в местах не столь отдаленных на своей третьей… нет, четвертой ходке. Жили в одной «хате», скорешились, после иногда встречались на воле.
— Да ну его, жмурика, наливай, — сказали за столом.
Сиплый просипел: «Ша!» Его тяжелый взгляд остановился на Костыле: «Выйдем».
На воздухе задымили.
— Опять шестеришь? – обратился Генка к Костылю. Тот замер. Обида за то, что ничего в жизни не состоялось, не удалось, комом встала в горле. И его прорвало:
— А что делать?! Что? Скажи мне? Вечно прятаться? Надоело! Я тоже жить хочу! Понимаешь? Жить! И мне мусора помогли, паспорт сделали! Паспорт, понимаешь? Не волчий билет, а паспорт! Притом быстро! У меня даже условки нет! Я теперь – человек! Могу поехать куда захочу, могу даже в больничку лечь! А кто я без паспорта?!
— Падла ты, — беззлобно сказал Сиплый.
— Пошли хряпнем, — Костыль отдышался. Сейчас он понял, что стал другим – смелым, каким-то правильным. Разве мог он раньше вот так панибратски сказать что-то самому Сиплому? Да ни в жизнь. Генка воспринял это без комментариев. На то он и был уважаемый, что все понимал. Уже успокоившись, Вася сделал характерный жест, щелкнув себя пальцем по шее. Народный жест – приглашение к выпивке.
Сиплый вдруг уставился на него во все глаза и повторил жест Костыля.
— Что с тобой? – удивился тот.
— А ничего, — Сиплый внимательно смотрел на Василия, — Я, кажется, знаю, кто прихлопнул того на берегу.
— Что?! – от неожиданности каким-то детским фальцетом спросил Костыль.

(Продолжение следует)