Окончив Якутское художественное училище по специальности мастер по дереву, Андрей поступил в Московский институт современного искусства и получил диплом художника-дизайнера. После учебы полгода жил в Петербурге в общежитии Репинки (Института живописи, скульп-туры и архитектуры имени И. Е. Репина) у известного сейчас якутского скульптора Николая Чоччасова, посещал музеи. В общем, впитывал высокое искусство.
В 2005 году, вернувшись в Якутск, начал искать работу. «Как-то шел мимо Художественного музея, смотрю, там ремонт идет, — рассказывает Андрей. — Дай, думаю, зайду, может, им нужны столяры?» Искомой вакансии не было, зато было место реставратора по дереву.
Однако без специального обучения стать профи в этом деле нельзя. Андрей несколько раз ездил на учебу во Всероссийский художественно-научный реставрационный центр имени академика И. Э. Грабаря в Москве. «Каждый этап — очистка, укрепление, восполнение утрат и прочее — изучается отдельно, — рассказывает реставратор. — Мы должны уметь определять авторский слой, методику, которую использовали мастера».
Андрей Никифоров работает со старинной мебелью, утварью, деревянными скульптурами. «Сейчас восстанавливаю мебель из коллекции профессора Михаила Габышева — кресла с ротанговой сеткой (предположительно XVI век) и итальянский стол, выполненный в технике маркетри (XVIII век)», — делится реставратор.
Столик тончайшей работы, инкрустированный разными породами дерева, вызывает восхищение мастерством старинных краснодеревщиков. По словам Андрея, сохранность была неплохой, но все же над антикварной вещью работал не один, а в паре с преподавателем из Центра имени Грабаря.
«Эту технику иначе называют деревянной мозаикой. Видите вот эту скрипку в руках музыканта? — указывает на фигуру на столешнице Андрей. — Она сделана из более двадцати разных кусочков дерева».
Задачей реставраторов было полностью восстановить утраченные элементы, определить, из какой породы дерева сделан тот или иной фрагмент. Правда, редкие для наших широт эбеновое и розовое дерево пришлось заменить обычной березой, скрупулезно добившись максимального визуального сходства.
Кстати, предвосхитим вопрос, который может возникнуть у читателей: современные лаки при реставрации не применяются. В старину мастера покрывали вещи шеллаком (да, именно тем, который используется сейчас в модном маникюре). Это природная смола, которую выделяет самка насекомых-червецов, паразитирующих на некоторых тропических деревьях в Индии и странах Юго-Восточной Азии.
Часто Андрею приходится иметь дело с якутской национальной посудой. Он уж и не помнит, сколько чоронов перебывало в его руках. Один из редких — так называемый чорон с сердцем (сурэхтээх чороон) из села Дюпся Усть-Алданского района. Он был опоясан множеством медных сердечек. Историки считают такой чорон очень редкой находкой.
Кстати, реставратор советует ни в коем случае не покрывать посуду из дерева лаком. Для того чтобы она не трескалась, нужно время от времени смазывать её сливочным маслом. А вот жеребячий жир Андрей не рекомендует, так как он быстро портится, появляется специфический запах, поверхность дерева может заплесневеть. «С годами чорон до того пропитывается маслом, что дерево по структуре становится похожим на кость. Вот тогда его уже можно и не смазывать», — говорит он.
Реставрация музейных предметов очень непростое дело, требующее от специалиста не только знаний и умений, но и неукоснительного соблюдения правил. Например, не вторгаться в авторский слой, максимально сохранять основу, при восстановлении утраченных фрагментов красочного слоя не допускать отсебятины, пользоваться выверенной рецептурой и методикой. И обязательно вести документацию: на каждый предмет отдельный реставрационный паспорт, к которому прилагаются фотографии, сделанные до реставрации, в процессе работы и после нее.
«О, бумажной работы у нас море! — улыбается Андрей. — Но когда ты после многих часов кропотливого труда видишь возвращенную к жизни старинную вещь, то забываешь обо всем, остается только радость, что вот еще один шедевр шагнул к нам через века».