Александра Константиновна Чиркова, заслуженный врач Республики Саха (Якутия), организатор здравоохранения, хирург, рефлексотерапевт высшей категории, профессиональный целитель, биоэнерготерапевт единственная из девяти детей Айыы ойууна унаследовала дар отца. Сейчас она живет в поселке Белая Гора Абыйского улуса. Это первое интервью Александры Константиновны в СМИ. До этого она ни разу ни с одним журналистом не беседовала. «Я согласилась, потому что чувствую, что время настало. Хочется, чтобы имя отца было полностью реабилитировано и чтобы о нем узнали не только как о великом шамане, но и талантливом олонхосуте, сказителе, алгысчыте», — говорит Александра Чиркова. 

Многие вещи, запредельные для обывателя, сегодня часть жизни Александры Константиновны, ее работа. Вот она рассказывает, как Абыйский Старец спустя почти два десятилетия с момента смерти встречался с шаманами Аляски и просил их оберегать дочь. Или же совершенно спокойно повествует о том, что может повторить методы филиппинских хилеров, что нет ничего удивительного в лечении на расстоянии. А ведь Александра Чиркова долгие годы была практикующим врачом-хирургом, функционером от медицины. Но настало время, и сегодня дочь шамана удивительным образом совмещает в себе знания «колющего, режущего и зашивающего врача» и носителя древней религии, древних знаний.
«Она пойдет по моим стопам»
— Александра Константиновна, вы говорите об отце, как о живом. Вот и о вашем обучении рассказываете, будто он находился рядом…
— Так и есть. Он незримо присутствует рядом, поддерживает меня. Разговариваю с ним через посредника. Женщина-медиум ведет меня по указанию отца в таинственный мир. Так я узнала все подробности обряда становления. Отец передал сакральную информацию о своих шаманских принадлежностях, доставшихся мне.
— Вы всегда знали, что именно вам будет передан дар отца?
— В детстве я часто слышала, как отец говорил про меня: «Она позже пойдет по моим стопам». А что это означает, кем я должна стать, конечно, не понимала. С малых лет я страдала от жестоких головных болей, часто падала в обморок. Медики терялись в догадках и не знали, как меня лечить. Зато отец быстро справлялся в таких случаях. У нас дома был амулет — шкура головы медведя. Во время сильных приступов она покоилась на моей руке, приятно щекоча мягкой и пушистой шерстью. Боль постепенно отходила. Я потихоньку засыпала и просыпалась абсолютно здоровой.
— А кем вы детстве мечтали стать?
— Балериной (улыбается). Я буквально грезила танцем. Читала все, что можно было достать тогда в нашей глухой деревне о танцах и балете, вырезала картинки из газет и журналов.
Помню: однажды иду рядом с отцом вприпрыжку и запинаюсь. А он смеется: «На ровном месте спотыкаешься, а еще танцевать хочешь. Не-ет, ты будешь лечить людей»! Так оно и случилось. А детская мечта блистать на сцене стала потом моим хобби. Я до 1986 года руководила танцевальным ансамблем нашей больницы в Абые, да и в студенчестве танцевала.
«Шаманское отродье»
— Советская власть была жестока по отношению к носителям древних знаний — шаманам…
— Мой отец, впрочем, как и сотни других ойуунов, испытал все тяготы и лишения тех жестоких лет. В феврале 1932 года, за шесть лет до моего рождения, отца арестовали и увезли в Якутск и держали в тюрьме ГПУ. За то, что он напророчил недолгое существование советской власти. Когда отца уводили под конвоем, он успел сказать матери: «Не бойся, я скоро вернусь. Ты узнаешь о том, что я иду, услышав звон моего колокольчика на средней коновязи».
— Рассказывали, как Абыйский Старец напугал нквдэшников, вызвав снег, напустив медведя.
— Перед тем как вынести обвинительное заключение, отца заставили камлать в клубе НКВД, чтобы уличить его в обмане и разоблачить принародно. В разгар его камлания в помещении клуба выпал обильный снег, затем он попросил разрешения запустить в клуб волка или медведя, но зрители хором отказались, испугавшись необычного зрелища. После этого сеанса в июне отца освободили из-под стражи.
— Эх, если бы я такое умела, напустила бы на них такого страху, что мало не показалось бы!
— Вот и я однажды в сердцах сказала отцу, увидев в его доме следы очередного обыска: «Я бы этого милиционера голым по клубу перед всеми пустила!» Тем более отец до этого вылечил его жену от экземы. На это он ответил: «Как ты можешь такое говорить! Нельзя человеку желать зла. Ты должна быть выше всех обид». И в этом он весь — добрый, незлопамятный, сколько его помню, отец был очень улыбчивым человеком, лишения, тяготы жизни не озлобили его.
— А ведь вам, его детям, тоже приходилось нелегко…
— Да, тяжелые были времена. Вернувшись из Якутска, отец перестал публично камлать, но к нему все равно тайком приходили больные. Наша семья не имела даже права жить в поселке. Сколько помню, обитали на отшибе, возле озер. Чтобы учиться, мы были отданы в разные семьи родственников. В школе отношение тоже было не из лучших. Помню, как старшего брата не приняли в пионеры из-за того, что он сын шамана. А мама накануне сшила ему специально для этого события коленкоровую рубашку... Часто нам вслед доносилось: «шаманское семя», «шаманское отродье». Нас так даже родственники называли. Было обидно
до слез.
Искусство, которому
не учат
— Как думаете, почему отец не выучил вас своему ремеслу при жизни?
— Он говорил мне: «Нашему искусству никто не учит. Да и время сейчас совсем другое, сложное. Чтобы ты жила и работала спокойно, я тебе советую выучиться на врача. Ты станешь современным медиком, тогда тебя никто не будет преследовать, ты не будешь испытывать те унижения и оскорбления, которым подвергаюсь я. Хотя знаешь, Шура, пройдет много времени и где-то к двухтысячному году люди вспомнят о нас. И не просто вспомнят, а проникнутся доверием, поймут нас, весь ученый мир проявит большой интерес к нашему «дикому» искусству, нашему «невежественному» учению. Ты, Шура, это время обязательно увидишь».
— Но со временем вы отошли от хирургии…
— Да, пройдя испытания рассеканием (этап посвящения в шаманы - эттэнии, то есть рассекание тела. — Прим. авт.), я перестала быть хирургом. Мое новое состояние не позволяло брать в руки скальпель, вмешиваться в организм человека физически. Я нелегально начала практиковать лечение наложением руки, с помощи мысли и слова, а также стала заниматься диагностикой. Прошла специализацию по рефлексотерапии в Московском центральном институте усовершенствования врачей на кафедре психологии и психотерапии. Через некоторое время окончила курсы биоэнерготерапии. Потом открыла кабинет в Абыйской райбольнице.
И я все время помню слова отца: «Вы будете потом учиться у шаманов. Внешне будете выглядеть вполне обычно, но природная наука войдет в ваши души». Было время, когда я очень жалела, что не записала слова заклинаний отца. Честно говоря, он и не позволял. Но теперь я через медиума-посредника узнала от отца очень многое. Каждая весть от него всегда сопровождается тем или иным алгысом с сильными ментальными словами.
— И все же странно слышать такие слова от главврача районной больницы, хирурга… Пусть и бывшего.
— В этом мире много неизведанного, поверьте. Много древних знаний мы растеряли. Когда я раньше много недопонимала, отец всегда с улыбкой говорил: «Природа меня создала таким, и тебе потом природа сама все будет подсказывать». Действительно, феномен шаманов очень трудно понять и разгадать, если не знаешь законов природы, если не воспринимаешь ее как разумное живое существо.
Я написала об отце три книги. Презентация последней «Ойуун: одун оноhуу, амырыын дьылга» («Жестокая судьба шамана») прошла в эти дни. Кроме того, книгу «Мой отец шаман» перевели и издали в Америке и Франции. В этих изданиях я пытаюсь исследовать феномен шаманизма, это белое пятно в истории человечества, доказываю, что это традиционная культура народов, ее основная ветвь. Пользуясь случаем, хочу от всего сердца поблагодарить всех, кто поддерживает меня в попытке постичь глубокую философскую суть шаманизма.
— У вас есть дети? Кому вы передадите свои знания, шаманское одеяние отца?
— Нет, детей у меня нет. А куму (ритуальную одежду) отца, наверное, оставлю жителям Аляски, истинно верующим язычникам.
— А разве в Абые нет музея, посвященного Великому Старцу?
— Нет.
— Александра Константиновна, что ваш отец говорил о смерти?
— Он говорил, что смерти нет. Что смерть — это продолжение жизни, но только в другом состоянии. Душа продолжает жить и витает невидимо в неведомом пространстве. При жизни отец часто повторял: «Думаете, что вы одни на Земле? Увы, не так. Не мы одни живем здесь. Рядом с вами есть и другие существа, которых вы не видите». Перед смертью он говорил, что выполнил три задания Высших из четырех: «Четвертое не удалось выполнить. Я не смог победить эту власть, слишком она тяжелая. Надеюсь, там меня поймут». О чем он твердил, человечеству еще предстоит узнать. Вот только неизвестно — когда.