Ритуальность
В ней повествуется о китайских Ромео и Джульетте, чья судьба перекликается с якутской легендой о Лоокуте и Ньургусун. Красавица Ду Ли Нян (Ирина Михайлова) увидела во сне юношу и полюбила его. Напрасно она искала свою любовь. Не в силах забыть сон, девушка слегла от недуга и, нарисовав свой портрет, умерла. Только спустя три года Лю Мэнг Мэй (Александр Дьячковский-Саарын) отыскал место, которое привиделось ему в чудесном сне, и, найдя портрет Ду Ли Нян, силой своей любви вернул ее к жизни.
Спектакль получился камерным, поэтичным, удивительно красивым и одухотворенным. Он словно напоен ароматами ночного сада, освещенного дивным сиянием магического полнолуния (сценография Михаила Егорова). Действо, происходящее на сцене, завораживает зрителей своим мистицизмом, напряжением душевных токов, изливаемых актерами в тойуках. Впечатляют возвышенный слог высказывания, проникновенность, высокий тонус эмоциональной открытости актеров.
Гортанный кылысах в ровной своей пульсации, рождая ощущение скрытого двухголосия, заполняет собой весь зал театра Цинхуа. Действие комментирует олонхосут в исполнении молодого артиста Гаврила Менкярова. Сольные высказывания-тойуки артистов чередуются с танцевальными эпизодами и музыкальными вставками на синтезаторе (композитор Николай Михеев), которые передают загадочность и лирический настрой спектакля. В музыкальных эпизодах слышно звучание хомуса и кырыымпы.
Действие исподволь пронизано ритуальностью. Например, в сцене обряжения Ду Ли Нян ощутимы отголоски якутского свадебного обряда. Рисунок сценического движения с поворотами головы, позициями рук похож на танец и перекликается с символизмом сценических движений театра Куньцюй.

Семейный ковчег
Удивительно решена сцена погружения девушки в сон. Дождь вторит печальному настроению. Падают увядшие листья. Укрывшись полотнищем, как саваном, Ду Ли Нян садится в светящуюся в полумраке лодку, которая, словно по реке смерти Стикс, увозит её в небытие. Сон, похожий на смерть, или смерть, похожая на сон?
Завораживает сцена встречи Лю Мэнг Мэя с душой Ду Ли Нян. Ирина Михайлова смогла передать страдательное начало, душевный надрыв своей героини, тоскующей о возлюбленном. С одной стороны, они находятся в разных мирах, но грань между ними зыбкая и условная. Только сон как пограничное состояние позволяет им соприкоснуться друг с другом.
Для якутской литературы эта тема весьма характерна. Но у этой печальной истории, несмотря на пройденные страдания, все-таки счастливый конец. Любовь оказывается сильнее смерти, и впереди — жизнь, похожая на удивительный сон.
Художник по костюмам Сардаана Федотова сумела соединить якутскую и китайскую традиции. Сшитые по особому крою якутские халадаи и дьабака расцвечены китайскими цветочными вышивками. Плотная фактура тканей заменена на тонкий шелк и кружева. Прозрачность и невесомость спектаклю придают удачно решенные цветовая драматургия и режиссура света.
Лодка из вместилища печали стала семейным ковчегом. Богини цветов замыкают ее в круг, как в оберег будущей счастливой жизни. Их хоровод похож на якутский осоухай, звучащие в адрес молодых гимны любви, красоте и торжеству жизни — на якутские алгысы-благопожелания. Даже сухая ветка в руках влюбленных зацветает, подобно посоху Тангейзера – певца любви из древнегерманского эпоса.
Режиссеру Степаниде Борисовой удалось передать мир тонких душевных переживаний, сотканный из энергетики любви двух молодых сердец.
В спектакле также приняли участие актеры Матрена Корнилова (мать Ду Ли Нян), Василий Борисов (Злодей сна), Петр Баснаев (Гуо Туо), Иннокентий Дакаяров (Монах) и другие.
Достаточно сентиментальная лирическая драма обрела философский смысл о неразделимости жизни и смерти, зыбкости перехода из одного состояния в другое, водоразделом между которыми являются сновидения как часть реальной жизни.
Театр Олонхо, работающий на стыке традиционного и современного, пропагандирующий древнюю эпическую традицию саха, от спектакля к спектаклю создает новую театральную эстетику, выстраивает самобытную художественную систему, формирует спектр собственных средств выразительности. Здесь якутская эпическая традиция испытала воздействие китайского театра Куньцюй, в результате чего получился новый художественный результат. Спектакль стал большой творческой удачей молодого театрального коллектива.