…Петр Петрович зашел в ванную комнату, потянулся было за тряпкой, надумавши навести дома порядок, но передумал. Безусловно, чистота — основа порядка, но не каждый же день этим заниматься!
Хлопнувшая входная дверь однокомнатной квартиры будто закрепила перемену его настроения. Мурунов оказался на летней яркой улице, еще свежей от ночной грозы, и с удовольствием вдохнул свежий воздух.
Дни безмятежного покоя дома, бездумное созерцание телевизора вконец опустошили его: не в характере подполковника было ничегонеделание. Петр Петрович отметил про себя: даже при таком раскладе дел есть хотелось всегда, и споро направился теперь в сторону четвертого магазина.
Вскоре с двумя увесистыми пакетами продуктов в предчувствии вкусного вечера перед телевизором он вышел из магазина и решил посидеть на площади: просто поглазеть по сторонам, порадоваться лету.
Все скамейки были заняты. Попросив разрешения, он пристроился к двум бабулям, которые о чем-то оживленно беседовали.
— И ты представляешь, так она разоделась, а он… машину купил. Представляешь? Вот откуда деньги? Лентяй эдакий… — с презрением говорила сухонькая старушка в платочке и синем платье, прижимая к себе древнюю дамскую сумку, будто в ней находились несметные деньжища, а не остатки, как можно предположить, скромной пенсии.
Вторая пожилая женщина была крупной, с крупными же круглыми глазами. Одета она была в цветастое шелковое платье. Добротная тяжелая грудь обрамлялась белыми бусами, а полные пальцы теребили будто в нетерпении ручку модной сумочки. Белая сумочка никак не вязалась с ее параметрами и казалась в ее руках крошечной.
— А он кем работает-то? — спросила она. В ее интонации были нотки недоверия к собеседнице. Видно, она хорошо знала свою подругу, ее характер и свойство совать всюду свой нос.
— В том-то и дело, что только работать начал… где-то в охране. Представляешь, такой бугай — и вахтером… Ой-ей-ей! На нем воду возить… И нате– машина… Вот откуда деньги? Откуда, я спрашиваю? Может, родители накопили?
— Не накопили… — вздохнула бабуля с бусами. — Откуда сейчас пенсию накопишь? А вот кредиты берут, мои взяли…
— Твои-то постоянно работают… с образованием, — уважительно сказала маленькая старушка, добавив: — Слышишь? Вот что я думаю… — она повела вокруг выцветшими глазами, на Мурунова внимания не обратила и, наклонившись к своей подруге, что-то сказала ей на ухо.
— Да не может быть! Брось ты это, Варвара! Да скажешь тоже мне! –встрепенулась и закудахтала, как клуша, полная бабуля, вмиг покраснев. Полные пальцы с силой затеребили кукольную сумочку. И стало видно, что новость она услышала неожиданную, страшную, никак не вписывающуюся в рамки этого прекрасного дня. Одновременно стало видно, что человек она добрый, сердобольный и уже кого-то жалеет искренне, с сочувствием, несмотря на свою некую напыщенность, которую придавали ей нарядное платье и полнота, наделяющая любого человека чуть ощутимой весомостью.
— Не-а! Я чую, что так и было! Так и было! У Татьянки были деньги! Были! Она до последнего работала! Уж я‑то знаю! Она отдельно от них жить хотела! Квартиру хотела! Надоел ей этот зять и с молодости — с молодости! — откладывала! — громко затараторила ее собеседница.
Накал, который приобрел разговор старушек, невольно разбудил в Мурунове профессионала. Так, так… Маленькая старушка возмущалась зятем некой Татьяны. Копила-копила их подруга деньги на квартиру, работала, умерла неожиданно, а неработающий зять вдруг купил себе машину, дочь же разоделась. Интересно. И, видно, маленькая старушка огорошила подругу своим подозрением. Скорей всего, она сказала ей, что именно зять способствовал кончине Татьяны.
— Не может того быть, Варька, не может… — не могла успокоиться бабушка с бусами. — Ты же помнишь … жили они дружно… Ну, зять такой попался, безрукий… Дома сидел, пиво пил — это да, но Светку не бил? Не бил. Не верю… Нет, не верю.
— А я говорю — да! А с чего это тогда Татьяна так быстро, а? Мы вот вечером с ней разговаривали, а на следующий день она в больнице… Вот с чего? — не унималась маленькая старушка.
— Как с чего? С того… что все под Богом ходим… Она же насквозь больная была… давление, будь оно неладно… почки, да куча болезней. Еще работала. Дома-то полы мыть трудно, а там потаскай-ка ведра, — вторила ее подруга.
— А я вот в полицию пойду… И все расскажу! — решительно сказала сухонькая и обиженно поджала губы.
— Куда?! С чего это? Не надо этого делать! Пусть живут… И что ты там скажешь, что тебе кажется? — полная бабушка стала вдруг резкой и добавила: — Тебя саму посадят.
— А меня-то… за что? — испуганно округлила глаза старушка в синем платье.
— За вранье! Тоже мне надумала — полицию… Зачем? Кто твоим догадкам поверит? — в голосе подруги появились назидательные нотки. В воздухе повисла тягостная пауза. Петр Петрович ощутил, что сейчас, именно сейчас ему необходимо вмешаться.
— Извините, что вторгаюсь в вашу… беседу, — сказал он спокойно и со строгостью в голосе прибавил: — В полицию ходить не надо, полиция уже здесь.
— Где?! — хором спросили подруги и от неожиданности завертели головами. Не обнаружив вокруг людей в форме, они обратили взор на Петра Петровича.
— Дело в том, что я представитель полиции, — сказал Мурунов, приосанившись.
— Вы?! — опять одновременно удивились подруги, явно неожидавшие увидеть в полном мужчине с ежиком седых волос, сидящем на расстоянии вытянутой руки, представителя власти. В их лицах читалось явное разочарование …
— Дело в том, что я всю жизнь проработал в милиции, являюсь подполковником в отставке и как раз работал по убийствам, — объяснил Петр Петрович. Затем он, как положено, показал бабушкам удостоверение ветерана. И для пущей важности значительно добавил: — Работаю и сейчас.
— Работаете? По убийствам?! — сухонькая старушка оторопело посмотрела на него, потом на свою подругу и невидяще вгляделась в удостоверение. Полная бабушка оказалась более расторопной, вытащила из сумочки очки, взяла в руки удостоверение, прочитала и, изучающе взглянув на Мурунова, строго спросила: — А зачем нам полиция?
— Как зачем! Нужна полиция, нужна! — сухонькая старушка пришла в себя и пошла ва-банк. — Ты же не веришь, а я знаю! — обратилась она к полной подруге и отчаянно выкрикнула, — а я знаю… знаю, что говорю! Нечисто там!
…Чуть успокоившись и переведя дыхание, она охотно, подробно и в лицах стала рассказывать Мурунову свои подозрения относительно зятя их умершей подруги Татьяны. Впрочем, весь ее рассказ Петр Петрович выслушал повторно. Далее он записал в свою потрепанную записную книжку адреса проживания внезапно разбогатевшей молодой семьи, адреса старушек и дату смерти их подруги Татьяны Прокопьевны Никодимовой. С тем и распрощался. Бабушки остались разгоряченные, продолжив разговор с удвоенной энергией.
(Продолжение следует)