В гости к Богу
— Когда Маше было 6 лет, мне приснился сон. Кто-то по-якутски сказал: «Вам надо в церковь идти. Зовут!» И вижу – будто сижу в очереди около храма (хотя в реальной жизни я туда ни разу не заходила!). Молодежь передо мной. И тут очередь моя подходит – креститься.
Неверующие-то, сами знаете, какое значение снам придают. Так что, можно считать, Господь этим «воспользовался».
В 1994-м это случилось. Тут я и про Машу свою задумалась. Но никто не соглашался стать ей крестными. Оно и понятно – к даунятам же привыкнуть надо. И вдруг меня ноги сами в Никольский храм принесли. А навстречу – отец Владимир Севрюков, он сейчас в Мирном служит. Как будто специально меня ждал. «Чем помочь?» – спрашивает. Я прямо опешила. Рассказала все, как есть. И назавтра он вместе с отцом Михаилом Павловым Машу покрестил.
Стали уже вдвоем с ней на службы ходить. В храме нам все по душе пришлось. И как поют, и благолепие... Смотрю – люди к образам прикладываются. Ну, и я приложилась к иконе Божьей Матери Владимирской. И вдруг… такое утешение пошло, благодать такая! У меня слезы сами потекли.
На Успение пришла на всенощную. Посередине храма – икона Божьей Матери, цветами украшенная. И все земной поклон делают. Я такое в первый раз увидела. Ну, мне как-то непривычно, думаю, просто поклонюсь. Какое там! Тело само упало! Никогда не думала, что так бывает…

Иконописное неофитство
— Никакого специального образования у меня нет. В детстве рисовала, конечно, но чтобы в 40 лет сразу на иконы замахнуться?!
Все началось с того, что, когда Преображенский храм восстанавливали, из Москвы иконописец приехал. И племянница моей подруги у него уроки брать начала. Ну, и я загорелась. Робела, правда. Но он подбодрил, все показал, рассказал. А владыка Герман благословил.
Принесла я учителю первую работу – икону Божией Матери Иерусалимской. На простой фанере маслом, вместо левкаса – обычная акриловая шпаклевка. Он как увидел – у него аж глаза округлились. После этого всей технике обучил.
У меня поначалу руки зудели прямо, я ночами не спала. Очень похоже на период неофитства, когда человек в веру приходит. И в иконописи, оказывается, такое же горение. А потом на спад идет. Оно и понятно – в первое время Господь тебя на руках несет, а дальше ты уже сам пот честно лить должен.
Ну, и курсы иконописи, что при епископе Зосиме были, очень помогли, конечно.

Клей из осетра
— Однажды в день Ангела, 23 февраля, владыка Герман вдруг неожиданно благословил реставрировать иконы в женском монастыре. Чем озадачил очень. Какой из меня реставратор? Я же не знаю ничего! Хорошо, у подруги «случайно» книга по реставрации оказалась. Вот по ней мы с ее племянницей «университеты» свои и проходили: как кракелюры делать, как иконы гладить… Чтобы все, что треснуло, выгнулось и торчало, на место встало.
Специальный клей из канифоли и воска варили. Мазали кальку (папиросной бумаги у нас тогда не было), накладывали на нужное место и сверху утюгом проглаживали. Больше двадцати икон тогда отреставрировали. До сих пор держатся! В прошлом году снова в монастыре работала, только уже с другими иконописными однокурсниками.
А самый лучший клей – из осетровых пузырей. В воде их распускаешь, сцеживаешь, высушиваешь. Так клей и получается. В древности только им и левкасили. В художественных магазинах в Москве он 11 тысяч за кг еще 10 лет назад стоил. Представляю, сколько сейчас… Хорошо, что у нас есть рыбаки! И осетры.
Готовить рыбий клей научил Александр Сергеевич, специалист из Москвы, который при владыке Зосиме в епархию приезжал иконы реставрировать. Очень много ценного я тогда от него для дела узнала...

Невероятное – рядом
— То, что писала, дважды удавалось к святыням прикладывать.
9 лет назад – икону Божией Матери «Призри на смирение». Тогда из Киевского Свято-Введенского монастыря впервые чудотворный образ привезли. Я монаху и послушнику, которые его сопровождали, работу свою показывала. Они так обрадовались! Сказали: «Многие копии делают – не выходит похоже, а у вас получилось». И что это вроде бы еще одно подтверждение, что автор образа, ставшего чудотворным, – женщина. Потому что споры до сих пор идут.
А икону великой княгини Елисаветы, которую я написала, прочитав житие преподобномученицы, приложила к деснице с частичкой ее мощей. В 2004-м ковчег в Якутск привозили. Самое интересное, что практически в это время освящался и домовый храм в ее честь в женском монастыре. Представляете? Невероятно просто! А я и знать не знала. И владыка Герман, что удивительно, велел, чтобы икону эту на аналой в праздник положили. Наверное, решил так меня поддержать.
Хотя, как сейчас вижу, она не очень. Например, на одежде, на самом деле, складки не так ложатся. Теперь-то я понимаю, что надо просто списки делать, ничего самой не придумывать…
Нет, иконописцем я себя не считаю. И до конца жизни не стану считать. Там, в Царствии Божием, решат. Когда я туда попаду. Или не попаду. Это уж как милость Божья будет. Просто чувствую, что это – моя молитва…

Смирение и доверие
— Кого чаще всего заказывают? Святителя Иннокентия. Особенно те батюшки, что в улусах служат. А епископ Роман попросил написать нашего небесного покровителя на фоне Спасского монастыря. А еще – первого похороненного в Якутии архиерея Иакова (Домского).
И металлические иконы требуются, которые на фасаде церквей крепятся. Техника не меняется, только на металле маслом пишешь. Две таких – Спасителя, Богородицы – в женском монастыре со стороны улицы висят. Большие, метр восемьдесят. В Нюрбе есть. На Богородичном храме в Якутске… Правда, на той, что на стене Богородичного, лак некачественный попался. Было написано – «лодочный», он вообще-то крепкий, а вот, поди ж ты, полопался на морозе…
Иногда работа спорится, а бывает, год не идет. Значит, время еще не пришло. Я только сейчас это стала понимать. Раньше пыталась себя пересиливать. Потом вижу – тут треснуло, там… Вот тебе и самовольность. То есть как Господь ведет, так и надо. Смиренным нужно быть. И Богу доверять.

«Лакмусовая бумажка»
— Маша моя, хоть 25 ей уже, лялька до сих пор. Но при этом – «лакмусовая бумажка». Если сердится, плачет, скандалит – верный признак, что я что-то не так делаю. Например, на литургии мысленно отвлекаюсь. Или время «зря» трачу: стоит по магазинам пойти, по подружкам – дома обязательно бардак будет. А когда иконостас ухожу делать, – порядок.
Она и телевизор сломала. Первое время как-то не очень без него себя чувствовала. А теперь понимаю – столько ненужной информации… Зачем?
Люди, конечно, по-разному на Машу реагируют. Не все терпимы. Я раньше обижалась, а сейчас понимаю: главное – самой мир в себе сохранить. Чтобы замкнутого круга не получилось. И молилась, молилась, просила Господа и Божью Матерь, чтобы не обижаться, не осуждать никого. И в какой-то момент почувствовала – я всех простила. Теперь если даже кто-то косо посмотрит или еще что – меня это уже не ранит.
Вообще, я думаю, Бог неспроста дает таких детей. Очевидно, меня Он иначе бы к Себе не развернул.
Что будет, когда умру? Господь управит. Он же для моего спасения ее дал, понимаете? Ну, так, наверное, и потом все устроит.

Иное зрение
— Даунята не как мы. Им дано видеть то, что для нас скрыто. Я в этом не раз убеждалась. Обо всем не буду говорить, но вот несколько примеров.
Как-то раз Маша незаконченную икону мою зачеркнула. Я не придала этому значения, дописала, отдала. А она потом… лопнула на морозе. Видимо, я тогда слишком толстый слой лака положила. Пришлось переделывать.
Еще случай. Монахиня Олимпиада подарила образ Божьей Матери Корсунской. И Маша почему-то сразу его выделила, подошла и начала рукой гладить. Хотя до него дотягиваться нужно было – высоко стоял. Она сознательно это сделала! А позднее мать Олимпиада стала первой насельницей подворья женского монастыря в Покровске.
Однажды на Крестовоздвижение, когда владыка Роман во время службы поднимал и опускал Крест, Маша вдруг начала громко хохотать. Люди в храме аж испугались. А я так понимаю – это она радовалась. Искренне. И о том, что происходило в этот момент, и о будущем, ведь потом на ГРЭСе храм заложили. Крестовоздвиженский…