А в принципе в 30‑е годы где жилось хорошо в мире? В Америке великая депрессия, в Германии — фашизм, Япония воюет в Китае и так далее. Везде или гражданская война, или пушки вместо масла, или безработица. Ну, у нас ГУЛАГ.
Итак, 11 ноября 1931 года был организован трест «Дальстрой». Первый начальник пароходства на Колыме Зыков вербовал водников в Томске и Иркутске, потребовалось 8 месяцев, чтобы 70 специалистов‑речников добрались до Среднеколымска, где они тут же начали строительство затона Лабуя, чуть ниже по течению.
В 1932 году началось строительство порта Амбарчик в устье реки. Бухта мелководная, открытая ветрам, но пароходы экспедиции Наркомвода именно здесь решили производить выгрузку. Итог — часть груза так и осталась на судах, часть оказалась в воде, рейдовый паровой катер затонул, а полторы тысячи привезенных сюда заключенных остались без продуктов, инструментов, так как пароходы ушли на восток. Грузы также параллельно были направлены с Магадана, вернее с бухты Нагаева и шли по рекам сплавом. Время требовало жестких волевых решений, энергии и широты мышления. С переходом пароходства от Наркомвода к «Дальстрою» (КРУДС) начальники пароходства менялись быстро: не справился — сняли, проворовался или злоупотребил — к стенке. После Зыкова был Пхакадзе (в замы!), с 1934 — Плешков, через год — Сычёв. При нём решили из Лабуи переезжать в Зырянку. В 1936 году пароходство возглавил Мовсесян (расстрелян), с 1937 года — Шубин. 14 мая 1938 года его убрали, а вскоре в одном из пересыльных лагерей Иван Данилович покончил с собой, бросившись с верхних нар вниз головой. Дальше: с 14 мая Сивохин, с 20 июля Рудометов, с 21 августа — Жилкин, с 15 ноября — Белоцерковский (лейтенант НКВД!), следующее назначение — с 1940 года — Янсон. С началом войны пароходство возглавляет Ткаченко, с 1944-го «царь Фёдор» — Нагорнов и, наконец, Алексей Емельянович Леликов, однозначно «монументальный человек» для Колымы. До сих пор вспоминают. Я был с ним в переписке до 1990 года.
В декабре 1952 года начальником КИРПа (к этому времени пароходство стало Колымо-Индигирским) назначается Елецкий (перед ним и. о. Рожковский). Начались потрясения — вначале амнистия, связанные с этим проблемы, реорганизация «Дальстроя», а затем и превращение его в Совнархоз. Итог — вместо всесильного треста стало подразделение Министерства металлургической промышленности. Народ хлынул с Колымы, промышленность и транспорт пришлось перестраивать, с подневольного труда на труд социалистический. Появились надбавки, коэффициенты, «заполярные» — иначе в эти края заманить людей было невозможно. Представляете, каково ТОГДА было ехать на Колыму!
Сегодня от лагерей и бараков мало что осталось, а «желающим» освещать эту тему приходится забираться всё дальше и дальше.
Трагедия Лено-Колымской экспедиции
Объёмы перевозок по Колыме росли в геометрической прогрессии. В 1932 году к 500‑сильному «Ленину» добавились новые «Якут» и «Партизан», весной следующего года они совершили по два рейса в Среднекан. 150‑сильные колёсники с трудом поднимали баржи по перекатам и кривунам. Срочно нужны были пароходы, десятки пароходов. Источником пополнения флота могла быть только Лена.
В середине августа 1933 г. из Тикси к устью Колымы вышла Лено-Колымская экспедиция по перегону пароходов. Экспедицию возглавил капитан П. Г. Миловзоров. В состав каравана вошли вновь построенные три судна — «Дальстрой‑1», «Дальстрой‑2» и «Колхозник», а также пароходы «Леонгард» (бывший «Соболь» купчихи Громовой, постройки 1910 года) и «Революционный» (бывший «Альфред», принадлежал золотопромышленности, практически ровесник «Соболя»). Груз шёл на 6 баржах. Вышли в море поздно, шли медленно. 19 августа поднялся сильный штормовой ветер. Была отдана команда зайти за огромную стамуху — льдину, сидящую на мели. Стало потише, но обломки льдины начали ломать колёса, бить в обшивку пароходов. Оторвало «Леонгард», «Ленин» пошёл за ним, следом оторвало «Революционный», уже с пробоиной в борту. Насосы забило углем, откачка воды прекратилась. Сильная волна начала разбивать каюты, которые находились на обносах, всё это уносилось волнами. Надо сказать, что на «Революционном» была шикарнейшая отделка помещений — дуб, тик, зеркала, хрустальные плафоны… На судне среди пассажиров находились 25 женщин и детей, экипаж 29 человек. К тонущим три раза подходил пароход «ДС‑1», буря яростно бросала оба судна вверх-вниз. Кто перепрыгивал, кого переправляли по швартовным канатам, детей — перебрасывая из рук в руки. Двух грудных малышей поместили в чемоданы и перегнали по металлическому тросу. Трех сорвавшихся женщин кое-как баграми вытащили из ледяной воды. Несмотря на героизм и мужество спасателей, всех снять не удалось. «Революционный» затонул, унеся в океанскую пучину 23 моряка с капитаном Таленковым, механик Чудинов стравил пар из котла, радист Лаур последнюю радиограмму отстучал, когда был уже по колено в воде… Погибли 23 члена экипажа. Остальные суда, получив серьезные повреждения и потеряв большую часть барж с грузами, достигли устья Колымы. Этому событию на днях исполнилось 80 лет.
Зная, что колымчане сохранили некоторые детали с «Леонгарда» (его потом переименовали в «Кошевого»), я спросил: «Где барометр?»
— Вот он, здесь, — тут же достал прибор из шкафа Игорь Кузаков, — вначале изменение погоды показывает старинное изделие (изготовлен фирмой «Швабе и сыновья» в 1909 году), потом современные барометры. Так что для нас это эталон…
Мне — вниз по реке
Спускаюсь в кают-компанию, повар Зинаида Михайловна подаёт завтрак. Заводим разговор о житье-бытье. Много лет она учительствовала, потом в тяжелые времена пришла на флот:
— Столько лет жизни на берегу зря потеряла! — сетует она. Фотографироваться отказалась. Я прощаюсь с ней, так как мне предстоит идти вниз на СПН‑708 Б.
Выхожу на палубу, слышу, как Костогруд внушает капитану Александру Алексеевичу Седачеву: «Отнесись с вниманием, корми хорошо, организуй рыбалку!» Мне смешно — я человек походный, могу прикорнуть в рубке на диване, а вот насчёт рыбалки…
В 16–00 подняли якорь и пошли вниз. Светит солнце, на небе ни облачка, а ведь утром снег в Среднеколымске шёл! Проходим Лабую, вернее, что от неё осталось. Несколько домов, а на крутом склоне — памятник речникам, установленный Юдиным. Чуть за ним — памятник авиаторам, с прикрепленным пропеллером. Смотрю, и мне понятно, почему затон и база переехали в Новую Зырянку. Там уголь (основное топливо) под боком, там нет такого высокого берега, как здесь, да и Лабуинка узкая, не то, что Ясачная. Правда, уже в 1939 году новый посёлок полностью затопило и до сих пор топит. Большое впечатление на меня оказал случай размыва берега в районе Зырянки. В одной из зимних командировок, идя вдоль берега, я наткнулся на школу, которая стояла на самом обрыве, в Затонской части посёлка. Когда её строили, она была в 400 метрах от реки. «Как так получилось?» — вопрос звучал риторически. Начало размывать. Денег нет на берегоукрепление. Река «откусила» ещё 50 метров. Денег снова нет. Река приблизилась к школе. Времени нет заниматься этим вопросом, денег нет. Школа треснула. Детей стали водить в старую школу, денег нет. Школа рухнула. Денег нет. Река начала «выедать» берег дальше, от школы остался небольшой островок, повалились в реку несколько двухэтажных жилых домов и хозяйственные постройки. Теперь уж и правительство спохватилось. Деньги нашлись, берег укрепили, земснарядом сделали через косу напротив посёлка руслоотводящую прорезь, туда пошла вода и перестала размывать берег. Работы были завершены в 2007 году и сегодня обстановка нормализовалась. Ну что было бы вовремя всё начать делать? И школу бы сохранили, такое хорошее здание было.
Вот сегодня на Лене у Якутска река постепенно уходит в правую протоку. Скоро и водозабор, и порт окажутся «на сухом». Опять тишина и денег нет. Стало быть, нужно, чтобы гром грянул? Видимо, так.
…А пока теплоход идёт вниз по реке: Чириково, Заборцевская, Кульдинская, Манжелек. На вахту заступает старпом Владимир Николаевич Тарасов. Рассказы, воспоминания, пояснения. Солнышко садится, при ухудшении видимости идти запрещено, надо будет вставать на якорь. Скоро Кигилях-Таас, место примечательное. Почему? Узнаем.
(Продолжение следует)