С Перевоза на семи легко нагруженных нартах мы выехали по пока ещё крепкому льду реки Чары. Через неделю пути прибыли к затерявшемуся среди тайги поселку Хомолхо, состоявшему из десяти добротных домиков. Там на базе «Золотопродснаба» нам предстояло закупить продовольствие на весь полевой сезон. Солнце вдруг ярко осветило покрытые ржавчиной веков скалы на противоположном берегу реки, и они стали похожи на золотые слитки, едва тронутые чернью.
Жители посёлка настороженно встретили наш нартовый караван и рассматривали меня и мою бригаду с нескрываемым любопытством. Женщины собрались группами и громко, чтобы перекричать шум ледохода горной реки Хомолхо, обсуждали наше появление. Я напряженно вслушивалась в необычную речь. Оказалось, разговор шёл на украинском языке. Позже узнала, что предки этих людей в неспокойные времена гражданской и Отечественной войн были сосланы сюда за несоответствие дел и убеждений с государственными. Потомки их с годами привыкли к климату, хорошим заработкам и при всех возможностях вернуться остались.
Стараясь быть доброжелательной, я вступила в разговор, пытаясь выяснить, где находятся продовольственные склады. Женщины наперебой стали объяснять. Затем посоветовали, что, если я хорошо поговорю с заведующей, то она продаст мне и юбку. Их очень смутило, что я в брюках. Мой новый венгерский спортивный костюм не произвёл на поселковых никакого впечатления.
На вопрос, почему в посёлке нет мужчин, они ответили: «Все на драгах». Тут для меня всё стало ясно. Здесь все моют золото. И мы здесь для того, чтобы знать, где его лучше мыть. В горах легко верится в существование сверхъестественных сил, будто физически ощущаешь на своей спине чей-то тяжёлый взгляд.
Руководство отправкой бригады взяла на себя Августа. Рабочие упаковали нарты, и мы тронулись в путь, несмотря на надвигающиеся сумерки. Августа торопилась, беспощадно погоняя усталых оленей. Каменистые осыпи с крутых береговых скал преграждали путь. В таких местах приходилось изо всех сил подталкивать нарты. За останцами горы расступились, давая реке вздохнуть свободнее. Безучастные и холодные скалы утонули в сумраке. Здесь мы остановились на ночлег. Костёр из сухого стланика отпугнул беспокойную ночь, отодвинул тьму, накрывшую табор. Медведь в сердцах сначала просто раскидывал и ломал собранные в кучу нарты, а потом стал раскачивать стояки лабаза. Его усилий вполне хватило, чтобы вниз соскользнул ящик со сгущенкой.
 Хороший ужин настроил всех на весёлый и дружелюбный лад. Невдалеке позвякивали боталами пасущиеся олени. Из острия чума и из трубы печки шёл сизый дымок. Хорошо, когда есть тепло в предстоящей ночи и завтрашний день, наполненный новизной и неожиданностями. Небо здесь казалось очень близким. Оно обрушило на нас туманы Млечного Пути и ворох звёзд. Ничего, кроме тишины и неба. Горы спят во мгле. Дремотно плещется по камням ручеёк, делая ночь спокойной.
…Я первая встречаю просыпающееся утро. Солнце просвечивает сквозь расщелины скал и белизну снегов. Лощина как бы врезалась в толщу хребта, а там, далеко за белыми взмахами вершин, лежал наш путь. Проснулся Пётр, деловито набросил на плечи упряжь и ушёл искать по следам оленей. Солнце вдруг ярко осветило покрытые ржавчиной веков скалы на противоположном берегу реки, и они стали похожи на золотые слитки, едва тронутые чернью. Около каменных развалов громко прокричала куропатка, оповещая о наступающем дне. Невдалеке на вершине останца  неподвижно сидела крупная хищная птица, с любопытством оглядывая табор. Во всей её осанке чувствовалась непримиримая гордая ненависть ко всем, кто вторгается в её пределы.
    Августа привычно и шустро справляется  со своим нелёгким хозяйством. Дети уже накормлены, старший сын резвится на берегу, девочка, как всегда, всему удивляется и молчит. Она не знает, что такое плакать, но широко улыбается от любого проявления доброты и интереса к ней. Она, кажется, уже понимает, что жизнь – штука нелёгкая и надо научиться терпению. Из неё вырос хороший человечек.
  После сытного завтрака снова в путь, пока вверх до самого истока реки Хомолхо и далее на заснеженный перевал. На этом перевале расположена большая часть пунктов моего участка.  
Подъём на перевал сопровождали большие трудности. Чудесное царство первобытной природы требовало максимальной отдачи сил. Срывающиеся из-под ног камни увлекали за собой груды других, гул тревожил первозданную тишину и заставлял работать с удвоенной энергией. Связку оленей разъединили и поднимали на перевал по одной нарте, изо всех сил помогая животным на крутом подъёме. Наконец все нарты  подняты на плато, и мы в изнеможении упали на голубоватый снег.
К вечеру ветер стал набирать силу. Таинственными голосами зазвенели горы, предвещая непогоду. В горах легко верится в существование сверхъестественных сил, будто физически ощущаешь на своей спине чей-то тяжёлый взгляд.
Пётр стал на камусные лыжи и поехал искать удобное место, куда можно отпустить оленей, где есть неглубокий снег и ягель. Вернулся в неплохом настроении, принес пять куропаток и сказал, что в местах отдува есть ягель, в местах затишья – много куропаток, медведь проснулся, видел его следы. «Огонь надо поддерживать. Где много огня, там медведя не будет. Надо большой огонь. Дрова есть», — говорит он.

***
За месяц я завершила работу на этом плато. Завтра путь к пойме Чипикета, и за ним следующее плато. Предстоит заход на лабаз для пополнения продуктового запаса. Идём по пологому спуску в лощину с редколесьем. Оленевод нервничает. Я чувствую его состояние. Пётр объясняет, что видит много медвежьих следов – не быть бы беде. Через два часа подходим к месту  и понимаем, что тут основательно поработал хозяин тайги.
Лабаз был устроен на четырёх стволах лиственниц высотой более трех метров. Стволы их тщательно ошкурены и прокопчёны. Лестница спрятана в валёжнике от дурного человека. Ящик с маслом закопан в мерзлоту между скал.  Все по правилам.
Мысленно пытаюсь восстановить события погрома. Медведь в сердцах сначала просто раскидывал и ломал собранные в кучу нарты, а потом стал раскачивать стояки лабаза. Усилий вполне хватило, чтобы его наклонить.  Первым с настила соскользнул ящик со сгущённым молоком, следом завёрнутый в брезент мешок с мукой. Остальное удержалось в лабазе. Медведь разорвал брезентовую упаковку мешка, вытряс часть муки, но она явно пришлась ему не по вкусу. Далее он разломал в щепки ящик с банками сгущёнки, раскатал их по окрестности, потом попробовал на зуб. И начался пир. Зверь смачно высасывал сладкое содержимое, банку за банкой. Он наслаждался процессом лёжа. Судя по оставленным на кустах клочьям шерсти, он весь измазался в молоке и муке. Представляя эту картину, я засмеялась. Пётр мрачно предостерёг меня: «Здесь не до шуток, олени ведут себя тревожно, они  чувствуют зверя, собака вертится около ног, боится медведя, она смелая только на белку и соболя. Нужно быстро собираться, увозить лабаз с этого места — и никогда сюда не возвращаться». Его волнение передалось мне. Медвежьи места, а тем более вероятная встреча с медведем всегда наводили на оленеводов суеверный страх. Они видели в этом проделки  злых духов. Медвежий дух – дурная примета, надо быть осторожным. С вершины лиственницы с интересом  наблюдала за разорённым лабазом и суматохой людей  крупная чёрная птица. «Смотри, ворон, это тоже плохо», — указала на птицу Августа.
Собирались быстро, всё оставшееся содержимое лабаза разложили по вьюкам. Постояли перед дорогой. «Нужно обойти медвежье место задом  наперёд, против часовой стрелки», — приказала Августа, что-то  нашептывая. Все молча повиновались, чтобы «сбить злых духов с нашего направления», и спешно покинули дурное место.

Продолжение следует.

Лидия Васильевна Есикова родилась в Чулымском районе Новосибирской области. В 1957 году окончила Новосибирский институт инженеров геодезии, аэрофотосъёмки и картографии по специальности «астрономическая гео-дезия». С экспедиционными трудностями столкнулась уже на производственной практике, выполняя геодезические работы в зоне затопления Братской ГЭС.
После окончания института получила распределение в Якутию, где проработала 37 лет, обеспечивая геодезическими данными геологические и инженерные изыскания на всей территории республики. Сейчас живет в Новосибирске.
В ее рассказах отражены трудности экспедиционной работы, нетронутая цивилизацией природа, её дикая красота, характеры людей, с которыми автору довелось трудиться.