История должна быть без эмоций
— Человеку трудно объективно и адекватно оценивать эпоху, в которой он живет. Сколько времени должно пройти, чтобы события воспринимались беспристрастно? Например, когда мы сможем ясным взглядом оценить события своего века?
— История оценивается не сразу — должно произойти какое-то отложение. С окончания Великой Отечественной войны прошло 70 лет, но мы до сих пор не можем дать объективную оценку ее событиям, участникам. Возьмем Октябрьскую революцию 1917 года — казалось бы, она случилась почти сто лет назад, но и ее трудно оценивать без эмоций. Я считаю, что нам, якутам, революция принесла больше пользы и развития, чем если бы ее не было. Если бы сценарий развился по-другому: переворот не произошел, царь продолжил царствовать, то, по всей вероятности, Россия пошла бы по пути госкапитализма. Возможно, у малых народов не было бы самоуправления и особых условий для развития культуры и образования.
— Кто бы руководил страной в таком случае? Царь?
— У россиян менталитет такой: нам нужно оглядываться на кого-то одного, на одну авторитетную личность. Об этом свидетельствует вся русская история. Долгое время мы молились царю, потом Ленину, генеральному секретарю, а теперь пришло время Путина. В той же Америке не так: пусть Барак Обама хоть каждый день выступает с заявлениями, никто не обратит на это особого внимания. А мы ждем, что скажет наш президент, оглядываемся на него. Это не хорошо и не плохо. Наверное, для страны с огромной территорией такое необходимо. Ведь не будь Сталина в годы войны, что бы с нами стало?
— Мы часто рассуждаем о таких вещах, но ведь в истории нет сослагательного наклонения…
— Да, это ничего не меняет: как мы не выбираем родителей, так не вольны и выбирать свою историю. Но то, что произошло, оценивать необходимо. Для историка должны быть важны три вещи: время, сравнение (с другими странами, народами, цивилизациями) и работа с источниками. С этих точек правильно рассуждать и давать оценку.

Объективность или идеология?
— Говорим о том, что история должна быть объективной. Но как найти эту объективность? Чем и как она достигается?
— Объективность нужна, но стоит помнить о том, что в истории всегда существует идеологическая подоплека. История — это программная наука. Взять историю медицины — тот же вирус Эбола, о котором говорили весь прошлый год, можно рассматривать и как обычный вирус, а можно как биологическое оружие, используемое в скрытых целях.
Допустим, кто-то расскажет, как плохо было в Советском Союзе. Мол, очереди за колбасой, «уравниловка», и он будет по-своему прав. Кто-то скажет: нет, это было великолепное время, государство давало всем жителям условия и равные возможности для спокойной жизни. Это субъективизм.
Чтобы быть объективным, историку (и не только) нужно работать с источниками. Рассказы людей — одно, но в своих оценках необходимо опираться на документы, исторические справки. Научный подход всегда полагается на источники. Только тогда можно рассуждать об определенной эпохе, событиях, личностях.
В идеале в исторической науке не должно быть идеологии. Но сейчас, например, в связи с событиями на Украине собираются внести изменения в учебники по истории. Главы, связанные с Киевской Русью, будут переименовываться в «Древнюю Русь». Другие пытаются заставить забыть Великую Отечественную войну, сравнять ее с локальными войнами и рассуждать о ней только в контексте Второй мировой, начавшейся в 1939 году, говорят о том, что Советский Союз во время войны оккупировал Украину, Польшу. Это искажение истории.
— Кому выгодно менять историю?
— Это может быть попытка подстроиться под западные страны. Молодежь специально путают, пытаются поменять ее восприятие истории, некоторых событий. До сих пор нет качественного, стабильного школьного учебника по истории.
— Значит, выросло поколение тех, кого принято называть «Иванами, не помнящими родства?»
— Да. Общаясь со студентами, я понимаю, что некоторая их часть не знает прошлое страны. «Молодая гвардия» у них больше ассоциируется с «Единой Россией», они не знают, что были герои-пионеры, или оценивают их действия совершенно по-другому. Предмету в школе уделяется мало внимания, дается мало часов. Историю СССР в советское время мы изучали с 5‑го по 11‑й класс, сейчас этому периоду выделяется мизерный срок. Истории Якутии — и того меньше. В сельских школах, как я заметил, этот предмет скорее превращается в изучение национальной культуры: изучают олонхо и прочее.
— Не школьники же в этом виноваты. Возьмем ту же Древнюю Русь, которая, по представлениям пятиклассника, с ним никак не связана, и незачем проявлять к ней интерес. Как найти ему эту связующую нить — чтобы события, изучаемые в классе, затрагивали именно его?
— Поэтому история должна изучаться в связке с историей родного края. А что было в Якутии, его родном, допустим, Намском улусе во времена Древней Руси? Кто тут жил, в каких домах, чем занимались? Откуда и как произошла его фамилия? С другой стороны, здесь может быть момент «аласного» патриотизма. Но такой патриотизм тоже нужен: человек без корней не имеет способности встроиться в общую канву.
— Есть ли идеологическое воспитание сейчас? Или оно ушло с советской эпохой?
— Единой, цементирующей идеи у государства нет. Но она нужна. Про своих студентов не могу сказать, что они безыдейные. У них, как у каждого молодого человека, своя идея — найти свое место в жизни, устроиться на хорошую работу, организовать жизнь с комфортом.

Север — это не только танцы
— В своей докторской диссертации вы писали о государственной политике и механизме сохранения малочисленных народов Севера. Вопрос до сих пор актуален. Как же им решить свои проблемы?
— Когда я защищал работу на диссертационном совете Московского государственного университета, мне сказали: «Раскройте суть своей проблемы в двух словах». У меня под рукой была простая тетрадка на 12 страниц. Я ответил: «На этих двенадцати страницах можно написать список всех представителей юкагирского народа. Поэтому важно разработать механизм их сохранения». Члены совета были впечатлены — действительно острая проблема.
Нельзя сказать, что государственная политика в этой сфере не ведется. Завершили Год Арктики в республике, но это выглядело больше как песни, танцы и продажа северной рыбы. С другой стороны, советский патернализм приучил малые народы к потребительской позиции. Во время Союза им давали льготы, проездные — все, что хочешь. Это и заставило представителей коренных народов, грубо говоря, облениться.
Почему малые народы других стран, в той же Аляске США, живут хорошо? Потому что промышленные компании, разрабатывающие их исконные территории, отчисляют им средства. У нас такого нет. Но не поэтому нет развития. Американские общины активно участвуют в политических процессах, разрабатывают свои законодательные акты, у них развита система самоуправления. А у нас что? Сегодня на Север никто не едет. Молодежь, покинув родные места, старается закрепиться в центральных регионах. Но для того, чтобы в корне поменять ситуацию, им самим нужно быть активными. Предлагать законопроекты, работать. Наши общины, к сожалению, на взгляд обывателя, больше занимаются культурой.
Думаю, что малочисленным народам нужно продвигать идею более широкой представительности в парламенте республики. Сейчас избирается только один депутат от одного избирательного округа. Надо сделать так, чтобы каждый малочисленный народ — эвены, эвенки, юкагиры, чукчи — имел по одному представителю. Тогда им будет легче продвигать свои интересы.
— Вы говорите, что в советское время представителям малочисленных народов создавали все условия для жизни. Почему это не дало «выхлоп»?
— Потому что они жили без забот, без хлопот. Не было «выхлопа», потому что не было инициативы снизу. Сейчас основная проблема — нет работы. Надо построить хороший рыбозавод, где работали бы коренные жители, развивать традиционные промыслы. Нужны специалисты из числа коренных, которые могут работать в родном районе. Ведь молодежь не хочет уже следить и следовать за оленем. И образование нужно не только высшее, но и рабочие специальности, чтобы работать руками, на земле: быть промысловиками, технологами, швеями.

Как вырастить «следователей» от истории
— Правительство Якутии начало масштабный научный труд по истории Якутии. На ваш взгляд, есть ли в ней белые пятна, на которые нужно посмотреть по-новому?
— Таких моментов много. Думаю, основные трудности будут в работе с источниками. Архивные документы не изучены в полной мере, а ведь к ним тоже необходимо критичное отношение. Некоторые историки грешат тем, что вытаскивают на свет жареные факты — то, что интересно обывателю. Это читабельно, но не всегда показывает целостную картину. Слабо изучена история периода 20–30‑х годов XX века. События Гражданской войны, противостояния белых и красных мы оценивали с идеологической точки зрения. На мой взгляд, в то время в Якутии не было большой классовой борьбы. У нас исконно были большие родовые кланы, которые вряд ли могли встать друг против друга. Те люди, которых мы воспринимали как бандитов, может быть, не были ими: они просто защищали себя и свои идеалы или были жертвами пропаганды.
— Почему важно изучать историю? Зачем становиться профессиональным историком?
— В 1934 году, когда руководители республики поставили задачу создать вуз, основной идеей была подготовка инженерных кадров. Но в 1930 году только 74,4% населения были грамотными. Поэтому было решено открыть гуманитарный вуз — ведь для того, чтобы вырастить инженеров, врачей, биологов, нужны в первую очередь учителя. В Якутском педагогическом институте открыли два отделения: историческое и физико-математическое. В советское время наш факультет был единственным учебным подразделением, готовившим идеологические кадры. И он вырастил таких руководителей республики, как Гаврил Чиряев, Александра Овчинникова, Алексей Томтосов и другие.
Я сам стал историком практически случайно, по велению судьбы. Но, как оказалось, случайности не случайны. После окончания вуза поступил в аспирантуру, затем пришел в университет — в моей трудовой книжке только одна запись. Историк — универсальная специальность, дающая базовые знания. Любая наука невозможна без истории. Наши выпускники идут в педагогику, управленческие и силовые структуры, их с удовольствием берут в бизнес-структуры.
— Вы профессор кафедры политологии. Скажите, в чем основное отличие истории от политологии?
— Я бы сравнил историков, а именно ученых, со следователями. Для них важно работать с архивом, источниками. Для политолога не менее важна работа с источниками, но он этим не ограничивается: он должен на основе представленных данных сделать анализ и прогноз. Молодым ученым открываются хорошие перспективы — сейчас очень актуальны политические исследования.