Господь водит кисточкой 

по Сибири.
Наберёт голубой акварели,
Завалит слегка горизонт
(Он не любит,
когда все слишком ровно),
Потом темно-синим
пропишет изгибы
И тихо прошепчет:
«Тебя зовут Лена»,
Потом зелёный фон,
а на нем
Темно-зеленые,
Светло-зеленые,
Желтые брызги.
Потом отойдёт,
Полюбуется
И скажет:
«Якутия. Лето».

О себе
— Вы по образованию философ.
— Ну, я не совсем состоялась как философ. Закончила университет при Российской Академии наук. Хотела заниматься социальной философией – интересовали субкультуры и их связь с политическими движениями. Но так получилось, что много общалась с ребятами консервативного направления. Начала складываться какая-то своя картина мира, стали интересны основы религиозного мировоззрения. Окончила аспирантуру Института философии РАН в Москве, диссертацию защищала по парижской школе русского богословия. Специальность «Религиоведение и философия религии». Преподавала в одном из московских вузов, потом вернулась в институт. С 2010 года постоянный журналист сайта «Православие и мир». Кстати, именно благодаря ему я попала в Якутию.
Это другой мир
— В 2012 году меня отправили сюда в командировку на первый Православный съезд молодежи Якутии, и я увидела другой мир. В это время Москва после известной печальной истории в Храме Христа Спасителя бурлила: ожесточенно спорили журналисты, в том числе церковные, а здесь оказалось, что это совершенно надуманный новостной повод, и интересует он очень немногих.
Мне очень нравится, как люди в Якутии ответственно относятся к вере. Да, есть двоеверие, но оно есть везде. Да, кто-то одновременно кормит духов оладушками и ходит в церковь. Меня это меньше царапает, хотя бы потому, что здесь история Православия короче и удар по Церкви в советские годы был сильнее. Вовсе не было храмов, поэтому людям еще надо определиться. А те, кто в Центральной России бегает и к бабушкам, и к астрологам, и в церковь, определяться вообще не хотят, они просто сидят на нескольких стульях.
Здесь есть коренное население, очень традиционное, и есть активное и сознательное возрождение Церкви. Оно незаметно незаинтересованному наблюдателю, но на Севере люди, которые хотят сохранить веру, воспринимают ее очень серьезно. В Чокурдахе староста рассказывала, как они собираются в воскресенье, молятся, читают Евангелие, стараются что-то обсуждать. Зимой, в пятидесятиградусный мороз! Такое сознательное, не чисто «обрядовое» отношение при сохраненном традиционном обществе — это что-то новое.
— Вы сказали, что здесь другой мир.
— Да-да, как в хорошем фэнтезийном фильме.
— Вы любите фэнтези?
— Да. Я вообще люблю длинные сказки. Очень активно общалась с тусовкой ролевиков-толкиенистов. А ближе к 30 годам прочитала «Гарри Поттера», по-моему, совершенно гениальная в педагогическом отношении книга. Да, сюжет сказочный, но с таким же успехом это могли быть дети из элитной школы, где родителей одного из них убил страшный мафиози, вошедший во власть, например. А так все как в жизни: подростковые конфликты внутри коллектива, разочарование и переосмысление авторитетов, взаимоотношения полов... Это наш мир, только чуть более закрытый слой.
— Почему же эти книги наши педагоги приняли в штыки?
— По инерции.
Дорога к Богу
— Когда научный интерес к религии у вас перерос в духовную потребность?
— А у меня было наоборот. Не было периода, когда я себя считала неверующей. Крестилась в детстве. Лет в 14 увлекалась Востоком, нравился дзэн-буддизм, но на самом деле просто переосмысляла веру. Мне нужно было увязать конкретное существование зла в мире и бытия Бога.
— А то, что Бог есть, у вас не вызывало сомнений?
— Нет, это было понятно и логично. Если есть мир, значит, откуда-то произошел. А поскольку он устроен сложно, значит придумал его Кто-то. Соответственно Бог. Меня волновало большое количество рукотворного зла. На школьных уроках истории я не могла примириться с существованием фашистской идеологии. Это просто не умещалось в голове. Тогда уже осознанно приняла для себя христианство – Бога, ставшего Человеком. Его страдания не иллюзорны, не имитация. Это человек, страдающий вместе с нами.
— Но почему монашеский постриг?
— Когда надо было определяться с жизненным путем, я отдавала себе отчет, что хорошей матерью не буду, хорошей женой тем более. Апостол Павел говорит, что неженатый заботится, как угодить Господу, а женатый – как угодить жене. Семейный человек тоже может угодить Богу, но отдача должна быть в два раза больше. У меня на это не хватит сил.
— Вы почувствовали разницу в себе между до и после пострига?
— Разница есть и довольно серьезная. Это определенность. Я не чья-то, я Божья. Но решительный поворот у меня произошел не во время пострига, а раньше, когда приняла решение. Я даже дату запомнила: это был вечер 21 июля.
— Но ведь это на всю жизнь. Обратной дороги нет.
— Когда человек вступает в брак, у него тоже нет шага назад. Да, общество достаточно спокойно относится к разводу, как и к монахам, которые сняли с себя обеты. Но Церковь и в том, и в другом случае говорит, что это грех и трагедия.
— Что самое тяжелое для монаха?
— Отпуск. Очень выбиваюсь из привычного мне ритма.
— А как вы его используете?
— Еду с отцом и сестрой куда-нибудь отдохнуть. В этом году были в Греции.
— В миру вы были Машей, при постриге получили имя Евгения. Трудно было привыкать?
— Мне нет, а вот папа и сестра так и не перестроились. В определенный момент у меня возникло ощущение, что имя вообще не обязательно. Монашество дает ощущение абсолютной свободы. Тебя как суммы факторов больше нет. Ты сам не знаешь, как к тебе Бог обратится. Замечательный бард Александр Непомнящий написал: «Нас еще не создали, в руках Божьих глина». Это удивительное ощущение, когда ты не знаешь, что из тебя сотворит Скульптор. Как полено, которое не знает, что оно станет Буратино.
— Вы разрушили мой стереотип по отношению к монашеству.
— О женщинах, выбирающих монашество, говорят, что у них какие-то проблемы: замуж не смогли выйти, жизнь не сложилась… Неправда все это. Какой-то стереотип мрачного средневековья в черных тряпках. К тому же у нас в стране был очень тяжелый период, когда уход к Богу в принципе воспринимался как что-то неправильное.
— А вы получили свою порцию упреков и непонимания?
— Конечно. Кто-то говорил: поторопилась, другие оплакивали, боялись, что я должна буду отказаться от мирских связей. Но это не так! Может, это неправильно, но я не прервала общения практически ни с кем.
Стереотипы появляются, потому что люди понимают монашество как одномоментное решение. Но никто не приходит с бухты-барахты и не говорит: «А постригите-ка меня», это же не парикмахерская. Постриг – результат на определенном пути. Спусковым механизмом может быть что угодно, но дальше начинается движение.
— Но ведь в монашестве свои ограничения.
— Монашество — это путь. Он труден, но остановка лишает свободы. Не зря монахи при монашеском постриге дают обет нестяжания.
— То есть монах не должен пользоваться хорошими, удобными вещами?
— Ну почему же? Он не должен привыкать к ним. Есть поговорка: монах может привязаться к одной пуговице и потерять свою душу. Если ты не можешь отказаться от хороших или памятных четок – все, ты не свободен от этой вещи. Надо просто иначе относиться к тому, что у тебя есть. Я стараюсь себя воспитывать. Приехала с одним чемоданом, а сейчас чувствую, что обрастаю книгами, лишними вещами, приходится периодически устраивать «большой шмон».
Я неправильная монахиня, пресс-секретарь, занимаюсь связями с общественностью. Вот интервью даю. Помните, как Алеша Карамазов говорил: «Не могу вместо «все оставь» оставить две копейки, а вместо «иди за мной» идти к обедне». Пафосно звучит, но мне это настроение понятно. Я, к сожалению, не могу сказать, что оставила все и только за Христом и следую. Но духовная жизнь меня волнует больше всего, а Церковь – это единственная среда, в которой я понимаю, зачем.
Для стихов нужна усидчивость
— Вы же стихи пишете! Часто посещает муза?
— Я пишу с детства, хотя сейчас редко. Не знаю, почему, может, ленюсь. Для стихов нужна известная усидчивость. У меня родители пишущие. У мамы вышел посмертный сборник стихов. Она писала классические стихи. Папа — замечательный стилист и до сих пор любит этим развлекаться — писать стихотворения сложной формы на заданную тему. У меня на это терпения не хватает. Хотя в юности я даже собиралась поступать в Литературный институт.
— Про что пишете?
— Я всегда была приверженцем философской лирики. Может, и писать-то перестала, потому что основные мысли высказала. За всю жизнь у меня было два или три стихотворения из любовной лирики. Размышляю в стихах на библейские темы, стараюсь поэтически передавать сильные переживания. Но все меньше и меньше.
— Может быть, потому что жизнь определилась?
— В Библии есть очень емкий образ блудного сына, возвращения. У меня сейчас есть сильное ощущение дома, я вернулась.