Приглашают его для отчёта в кабинет одного из самых больших руководителей гражданской авиации. Зашёл он, осмотрелся и просит повесить географическую карту мира. Взял указку и говорит:
— Вот Франция, а вот Якутия. По площади в пять с лишним раз больше Пятой республики. И климат у нас не в пример суровее. Там авиакомпании, а здесь, в Якутии, летает один Кухто и больше нихто, — с характерным белорусским акцентом закончил Пётр Аполлонович.
Строгие лики высоких начальников подобрели. Предполагали не давать спуску командиру отряда из далёкой Якутии, наказать, да как-то не получилось. Ещё и помощь оказали: выделили непланово дефицитное оборудование, материалы…

Первая любовь
В конце 60-х я работал в Магане начальником авиационно-технической базы, то есть был заместителем Кухто по инженерно-авиационной службе. Общался с Петром Аполлоновичем чуть ли не ежедневно.
Однажды ранней весной вместе с ним возвращались мы после работы из Магана домой. У речки Маганки мы свернули с дороги, по плохо наезженному следу проехали с километр вглубь леса и остановились.
Пётр Аполлонович вышел из машины, окинул взглядом рядом стоящие берёзы, провёл ладонью по стволу одной из них:
— Как живёшь, белокурая? Перезимовала?
Я, чтобы поддержать разговор, начал говорить о берёзах, что-то вроде того, что такие же растут и в Подмосковье, и в Карелии…
— Такие, да не такие, — прервал он меня, — здешняя берёза называется плосколистной, у неё ветви прямые, а в европейской части растёт преимущественно плакучая берёза… И ещё берёзы отличаются формой листа…
Пока мы прохаживались по редколесью, Пётр Аполлонович прочитал мне целую лекцию о берёзах.
— Да откуда у вас такие познания о лесе? — удивился я.
— Откуда? Я же уроженец Белоруссии. Жил с родителями в Карпиловке бывшего Бобруйского округа. Дремучий лес и непролазное болото обступали село со всех сторон. Но и это ещё не всё. Отец мой всю жизнь с дореволюционных времён работал лесником. Поэтому после семилетки я подался в Полоцкий лесотехникум. Полтора года работал на лесокомбинате, вплоть до призыва в армию. Там свела меня судьба с авиацией. А лес — это как бы моя первая любовь: она проходит, но никогда не забывается.
Присели на поваленной лесине: для Петра Аполлоновича перекур — святое дело. Он только собрался достать из кармана пачку «Беломора», как сверху послышалось характерное тарахтенье. Низко над вершинами лиственниц пролетал идущий на посадку в Магане Ан-2. И тут же взгляд зацепился за высоко-высоко летящий серебристый лайнер, разматывающий за собой белоснежный инверсионный след.
— Да, так и не пришлось мне пересесть в пилотское кресло лайнера, — пророкотал хрип-лым басом Кухто. — Прикипел всей душой к малой авиации…
С первых дней работы в авиации Кухто стремился стать лётчиком, но только весной 44-го его направили в Иркутск на курсы пилотов самолёта По-2, а до того с осени 1942 года летал на бомбардировщиках В-25 и А-20 на перегоночной трассе Аляска — Сибирь. Он был в первой группе перегонщиков, удостоенных правительственных наград. Командир 4-го перегоночного полка полковник Дмитриев в представлении к ордену Красной Звезды писал: «П.А. Кухто — флагманский воздушный стрелок-радист. При лидировании групп самолётов в плохих метеоусловиях отлично обеспечивает радиосвязь в воздухе и с землёй. За время работы в полку отлидировал по маршруту Якутск — Киренск — Красноярск 47 групп самолётов на бомбардировщике В-25».

Командир
В феврале 1946 года перегоночную трассу расформировали, и Кухто направили работать в 234-й авиаотряд спецприменения, базировавшийся в Якутске. Примерно через год Петра Аполлоновича назначили командиром санитарного звена. Где только не пришлось тогда ему побывать! Кажется, не было ни одного селения в Якутии, куда не залетал бы его По-2 с красным крестом на фюзеляже. В апреле 1950-го Пётр Аполлонович стал заместителем командира отряда по лётной службе, а через год — командиром.
Кухто обладал способностью беглым, но цепким взглядом охватить всё окружающее его. Он, как говорят о хорошем футболисте, видел поле. Выйдя из кабинета на крыльцо штаба, замечал, что у забора оторвана штакетина, что у штаба стоит гружённая никудышным швырком автомашина, интересовался, кому предназначены такие дрова, и когда узнавал, что одинокой женщине — заправщице самолётов, взрывался, приказывал вывалить швырок во двор завхоза, а работнице привезти настоящих дров. И шофёр выполнял это указание, потому что знал: командир проверит не только выполнение указания, но и качество привезенного заправщице топлива. В чём-в чём, но в этом он, уроженец лесного края, толк знал.
В июле 1957 года отряд спецприменения перебазировался из Якутска в аэропорт Маган. Непростое дело переехать семье с квартиры на квартиру, неизмеримо сложнее переместиться с одного места на другое целому коллективу.
Новосёлам предстояло обживать для аэродрома огромное поле, на краю которого, на околице деревни, выделялся желтизной сруба новый аэровокзал. В него на первых порах втиснулись все службы предприятия. Инженерно-техническая часть ютилась в землянке, там же была и аккумуляторная.
Работа Петра Аполлоновича была оценена по достоинству: в 1964 году его наградили орденом Трудового Красного Знамени, в 65-м присвоили почётное звание «Заслуженный работник транспорта Якутской АССР».
Здесь, в Магане, Кухто проявил себя рачительным хозяином, беспокойным и заботливым депутатом поселкового и городского Советов. Благодаря старанию Петра Аполлоновича маганцы решили немаловажную для себя проблему — круглогодичное снабжение села питьевой водой. А ещё перегородили Маганку плотиной и получили водоём — хорошее место для летнего отдыха…
Затем Кухто работал пилотом-инспектором лётно-штурманского отдела Якутского управления гражданской авиации, командиром Батагайского, а затем Тиксинского авиапредприятий. Но Маган так и остался тем единственным местом, где он работал особенно вдохновенно и с размахом. Центральная улица посёлка названа его именем.